Наконец Карсон поставила перед ней коробочку, завернутую в лиловую ткань с цветочным орнаментом в японском стиле. Мамму позабавила экзотическая упаковка – так похоже на Карсон. Но к такому подарку она была не готова. Внутри была потрясающая фотография Маммы, сидящей на любимом плетеном кресле на веранде с видом на бухту. Карсон применила все свои навыки, чтобы поймать нужное количество красных и золотых оттенков уходящего солнца, дарящих коже Маммы сияние и придающих ей божественный вид. Карсон поймала исключительный момент. В лице Маммы отобразилась редкая задумчивость, пылкая нежность – каждая из сестер узнала ее и была глубоко тронута. Мамма посмотрела в глаза Карсон и поблагодарила ее. Когда она заговорила, то восхитилась проницательностью внучки, умеющий ловить отпечатки человеческих душ.

Когда официанты унесли посуду, Мамма велела им разливать шампанское. Наконец настал момент, которого она так долго ждала.

– Теперь моя очередь дарить подарки, – объявила она.

– Мы получим подарки? – удивленно спросила Дора, подняв брови.

Девочки выпрямили спины и изумленно уставились на Мамму, которая достала из-за спины черную дамскую сумочку. Она извлекла из нее три бархатных мешочка и раздала их внучкам. Внезапно комната заполнилась восторженными возгласами, охами и ахами. Девочки вскочили, чтобы расцеловать Мамму, признаться ей в любви и поблагодарить, и от этого всего у нее закружилась голова. Она широко улыбалась, думая, как они, кружась вокруг друг друга, чтобы помочь застегнуть ожерелья, напоминают бабочек в ее саду, порхающих с цветка на цветок. Потом, хихикая, они убежали, чтобы полюбоваться собой в зеркале ее ванной.

Мамма с Люсиль остались сидеть за столом, улыбнулись друг другу и подняли бокалы шампанского за успех. Вскоре девочки вернулись с довольными лицами и заняли свои места за столом. Мамма внимательно их оглядела, пытаясь понять, не разочарован ли кто-нибудь и не было ли в ванной попыток обмена. К ее облегчению, похоже, каждая внучка была в восхищении от выбранного для нее ожерелья.

Люсиль и Мамма обменялись многозначительными взглядами, и Люсиль сразу встала, вежливо извинилась и ушла, чтобы помочь поварам с отъездом.

Мамма оглядела стол, своих внучек, сияющих от счастья, каждую в своем ожерелье – Дору в длинном розовом жемчуге, Карсон в темных жемчужинах южных морей и Харпер в кремовом ожерелье из трех нитей. Все девочки выросли и стали красавицами. Мамма очень любила каждую из них. И теперь она молилась, чтобы ей хватило сил им противостоять. Она подняла серебряную ложку и ударила по хрустальному бокалу, привлекая всеобщее внимание. Разговоры умолкли, все посмотрели на нее.

– Мои дорогие девочки, – начала она. И снова удивилась собственному волнению. Она откашлялась и продолжила: – Давно прошли времена, когда мы все вместе отдыхали в «Си Бриз». Надеюсь, каждая из вас считала это место своим домом, местом, куда вы всегда можете вернуться.

Каждая из внучек любезно заверила ее, что так и есть.

– Но время не стоит на месте. Как вы знаете, я не молодею. Мне уже много лет, и пора признать, что настало время мне переехать в пенсионное поселение, где я буду жить вместе со многими своими друзьями и где, что немаловажно, будут созданы все условия, облегчающие жизнь в моем возрасте.

Дора, сидящая рядом с ней, взяла ее за руку.

– Для нас ты всегда будешь молодой, Мамма.

– Спасибо, милая. Но, к сожалению, я не богатею. Поэтому и приходится так поступать. Вы трое устроили свою жизнь. Вы все заняты, а в отпуска предпочитаете ездить в другие места, а не сюда. Я это понимаю и привыкла к тому, что вы приезжаете в «Си Бриз» редко и по отдельности. Я говорю это не с целью вас раскритиковать. Но я всегда была реалисткой. – Она развела руками. – Я продаю «Си Бриз», – с горькой улыбкой объявила она.

И увидела на их лицах шок и изумление.

Первой заговорила Дора:

– Но он принадлежал нашей семье несколько поколений.

– Да. Правда. И это очень меня тяготит. Но я сделала все, что могла, дорогие мои.

– Мы никак не можем его сохранить? – спросила Карсон. Похоже, она была сражена наповал.

– Не думаю.

– Н-но, – начала заикаться Дора. – Я… Думала… – Она покачала головой. – Не знаю, что я думала. – Она смущенно рассмеялась. – Видимо, что у тебя стоят сундуки, наполненные деньгами.

Мамма снисходительно улыбнулась.

– Несомненно, мы были богаты. Но наше состояние заметно уменьшилось. Неудачные инвестиции, подъемы и падения на бирже, дорогая жизнь, расходы на болезни и старость. Когда ваш дедушка вышел на пенсию, мы начали жить на сбережения. Новых денег не поступало, расходы росли. Если бы вы узнали, сколько стоит страховка на этот дом, то заплакали бы! – Она умолкла, тщательно выбирая слова. – Плюс расходы Паркера. На самом деле мой сын – ваш отец – истратил за свою жизнь немалую часть моих денег. Это было мое решение, и я не отрицаю свою роль в том, что произошло. Но все случилось, как случилось.

Девочки молча переваривали услышанное.

– И что? – выдавила Дора, нарушив молчание.

– Не понимаю. Что значит истратил твои деньги? – более мягко спросила Харпер.

Мамма посмотрела на Карсон. Она сидела неподвижно, сжав губы и уставившись синими глазами в пустоту.

– Паркер никогда себя не обеспечивал, – сказала Мамма, стараясь говорить мягко. – Упокой Господь его душу, он начинал столько разных проектов, и у него был большой потенциал. К сожалению, этот потенциал так и не был реализован. Он нуждался… – она замолчала, подыскивая подходящее слово, честное и справедливое, – в поддержке. И мы с Эдвардом ему ее предоставили.

Карсон не смогла сдержаться:

– В поддержке? Он полностью зависел от Маммы.

– Подожди, – не поняла Харпер. – Хочешь сказать, он не зарабатывал деньги? Жил только за счет Маммы?

– Именно, – ответила Карсон.

– А как же его писательство?

Мамма закрыла глаза рукой, когда Карсон презрительно рассмеялась.

– Его писательство? – скептически переспросила Карсон. – Ты серьезно?

– Да. Вполне, – невозмутимо отозвалась Харпер. – Я всегда считала, что мой отец был писателем.

На лице у Карсон заиграла непривычно жестокая улыбка.

– Серьезно? Нет, Харпер. Наш отец писателем не был. Только делал вид. Вернее, он хотел быть не писателем, а знаменитостью. Чувствуешь разницу?

– Не будь такой жестокой, – сделала замечание Харпер, глядя Карсон в глаза.

Карсон пожала плечами.

– Я жестокая? Но ты ведь знаешь, что его великий роман так и не был опубликован. Должна знать. Первым отклонившим его редактором была твоя мать. – В ее голосе послышалось осуждение.

– Да, – коротко и все так же невозмутимо ответила Харпер. – Мама всегда вполне ясно отзывалась о его таланте – а вернее, его отсутствии. Но я всегда считала, что ее суждения были искажены общей ненавистью к нему.