вокруг простиралась белая пустота. Но не холодная или немая, а теплая, своя. У нее вдруг родилось чувство, что она не уходит, а возвращается. Возвращается в то место, которое можно назвать новым домом. Новым существованием.

Белесое ничто (или все-таки всё?) становилось гуще и плотней. Оно, как теплый утренний туман — нет! — как томный пар сауны обнимало их. Юки уже не видела Эйры, только чувствовала ее ладонь. Теплую и живую.

— Мы уже… Пришли? — решилась, наконец она на давно крутившийся в голове вопрос.

— Не знаю, — спустя долгую, нерешительную паузу ответила Эйра. — Я никогда не бывала здесь.

Впереди забрезжил зеленый огонек. Он расползался, проступал сквозь туман, точно на них катился выпуклый пушистый шар. Они остановились, но не успели даже охнуть, как очутились в самой его сердцевине. Туман рассеялся мягким ветерком, и теперь они — в белых балахонах сотканных прямо на теле — стояли посреди зеленой лесной поляны. Стояли и изумленно озирались. В глубине обступающей их стены деревьев щебетали птицы, ветер играл макушками осин или лип… Мимо уха Юки пролетел шмель, уселся на голубой граммофончик цветка и стал деловито ковырять его сердцевину.

— По-моему мы уже тут, — медленно произнесла она и только теперь отпустила руку Эйры. — Куда теперь?

Эйра не ответила.

— Эйра… — позвала ее Юки, но осеклась. Названная сестричка не просто молчала, она широко распахнутыми глазами смотрела на невидимую точку перед собой и постоянно открывала рот, как будто ей не хватало воздуха.

— Эйра!

Юки схватила ее за плечи и слегка встряхнула. Только теперь та перевела на нее непонимающий, ошалелый взгляд.

— Где мы?

— Я… Не знаю… — чуть слышно выдавила Эйра. — Не знаю…

Юки точно смотрелась в зеркало. Странное, объемное зеркало, отражающее ее всю, вплоть до самого последнего волоса, но совершенно не отражающее ее чувств. В отличие от сестрички, Юки чувствовала себя уверенно и бодро.

— Соберись! Мы все еще вместе и это не Вторая и не Шикотан. Что тогда? — наводящим вопросом она попыталась вернуть Эйру в привычную калию логических рассуждений, в то состояние, что было максимально знакомо ей.

— Гениза Земли…

— Верно. Но судя по твоей реакции, ты ее не так себе представляла.

— Действительно… Не так, — прием сработал. Взгляд Эйры становился все более осмысленным и твердым. — Совсем не то.

— Так, а что же?

— Я… Мы считали, что это будет город. Ну, как будто эмуляция Второй. Современный город, более или менее современный город с множеством людей и непонятных, продвинутых вещей. А мы в лесу. Я никогда не была в лесу… То есть была, но не так. Я была в нем, в его эмуляции, я знаю, что такое лес! Да что там! Я была лесом! Но это все во Второй. А теперь я… — Она немного развела в стороны руки и осмотрела себя. — Я больше не могу проникать в сущность материи. И… Я как будто живая.

— Ну а я как будто мертвая. И тоже себе все не так представляла. Но это же не означает, что мы должны теперь тут стоять и хлопать глазами. Пойдем.

— Куда?

— Да вот хотя бы… Хотя бы туда, — и Юки махнула рукой в сторону едва различимой и, очевидно, давно заросшей просеки.

В центре полосы, лишенной высоких и старых деревьев, вилась змейкой тропа. Судя по тому, что она не заросла по ней, пусть и редко, но все же люди ходили, а раз так, то она их куда-нибудь да выведет.

* * *

— Если это все гениза Земли, то это… Это просто невероятно, — впервые сама заговорила Эйра, идущая след в след за Юки. — Я знаю Вторую жизнь как себя. Вся она — просто зоны, склеенные между собой транзитными маршрутами. Но это что-то грандиозное! Мы идем уже полчаса, но я ни разу не увидела повторов. Ни одного повторяющегося шаблона! Будто мы в действительности, а не в генизе Земли.

— Хм. А почему ты считаешь, что в ней должно быть как-то иначе?

— Ну, гениза, как говорил Енисей, это коллективная интерпретация действительности, ограниченная числом ментальностей в нее входящих. Но чтобы настолько…

— Тут я как раз ничего удивительного и не вижу. Вербарианцев было просто мало. А нас землян, — Юки вздохнула, — Нас только живых двадцать три миллиарда. А умерших и запечатанных здесь в тысячи раз больше.

— Если не в миллионы.

— Может и в миллионы. Мы же не знаем точно, сколь долго тянется разумная земная жизнь. Если вон та травинка, к примеру, когда-то была неандертальцем, а вон та сосенка кроманьонцем, то здешний мир может быть и пошире действительности.

Юки невольно усмехнулась про себя. «Действительности». Вот уж, действительно, поди, разберись теперь, что есть действительность, а что нет. Ей вдруг припомнился рассказ — где она прочла его уж и трудно было сообразить — рассказ, в котором были описаны люди, чей мир ограничивался тенями на стене. Не видя ничего другого, все их бытие заключалось в темных силуэтах, будто бы живых и самостоятельных. И вот они узнают, что силуэты это просто тени, отбрасываемые чем-то, действительно, настоящим. В том рассказе людей вывели из пещеры, показали им всю широту и полность мира, но и тогда они еще долго не могли поверить, цепляясь за знакомое и оттого родное.

— По крайней мере мы здесь, — произнесла она немного обернувшись к спутнице. — Вместе. А это означает, что все удалось.

— И мы мертвы.

И снова, при упоминании о смерти в груди у Юки шевельнулась тоскливая льдинка. Но то уже был не страх смерти — как ее можно было бояться теперь, если смерть оказалось началом чего-то более грандиозного! — это были воспоминания о Мастере. О Енисее и о том, что она может больше никогда не увидеть его.

Лес поредел и, сквозь пушистые от зелени ветви, проступила желтая полоска. Подойдя ближе, они увидели, что впереди начиналось поле зрелой давно готовой к сбору пшеницы. Над головой все так же пронзительно синело небо, сливающееся у горизонта с блестящей рекой. Они стояли на холме, а там внизу, где текла река, стояла деревня. Юки сощурилась и приложила ладонь козырьком ко лбу, закрываясь от солнца. Маленькая, но более или менее современная. Во всяком случае трактора и другая сельскохозяйственная техника в ней имелась.

— Послушай, — обратилась она к Эйре, тоже всматривающейся в открывшееся им поселение. — А не может Гениза моделировать саму себя? Ммм… Вспоминать себя своими душами, скажем, какой она была когда-то в действительности?

— Этого я не знаю, — покачала головой Эйра. — Это бы означало разумность генизы. Мне известно