— Нет, Вася, если бы надо было, то мне б так прям чуйка и сказала. А так она молчит. Точнее вопит, что из не то что соединять нельзя, голой рукой коснуться невозможно.

— Так чего эта твоя чуйка еще говорит? — вздохнул Скворцов, подобрал один полукруг и взвесил на ладони. — Может, закинем их обратно в желоб? Пусть этот мастодонт молибденовый сам с ними разбирается.

— Тоже нет. Впрочем, в желоб можно высыпать останки зеленух.

— Значит, эти трое нам только мозги пудрил? — приподнял кустистые брови Заур, но тут же опустил их на сложенные на стол руки. — Как же я устал… Такое чувство, что неделю ничего не ел, ни спал, а все бежал куда-то.

— Еще бы! Они ведь и днем, и ночью в мозг свои слова вворачивали. И не то чтобы вранье! Полуправда, недомолвки. Я же вам все рассказал! Атодомель — создатель жизни — он есть, но он сам в ловушке там на Меркурии.

— Расскажи еще раз, — поморщился Заур, потер глаза и добавил, обращаясь к Алешину, — Вась, клацни чайник и кофию мне покрепче. Все никак в голове не укладывается…

Вавилов терпеливо пересказал все, что услышал от последнего зеленого человечка, но, подобравшись к концу рассказа, к тому месту, где его прервал Заур своим вторжением, понял и сам, что для склейки цельной картины как-то маловато выходит. Подумав так, он неохотно добавил:

— Может, трухануть его еще раз? Ну, что б ясности довнести.

— Э, нет! — замахал руками Скворцов, — В керню я больше не вернусь. Никогда!

— Так я его и сюда притащить могу.

— Эм, давайте лучше на улице, — предложил Васька. — Заодно трупики и впрямь в желоб скинем. Всяко грязи меньше станет.

— А мы не под колпаком разве? — спросил Вавилов и указал взглядом на потолок.

— Не, здесь за нами никто не наблюдает. Я проверял уже.

Подходя к запертой керне Вавилов услыхал за дверью чавканье. Распахнув ее пошире, он ошпарил темноту лучом факельного фонаря и, от открывшегося ему зрелища, пораженный отступил на шаг. Последний древний как-то выбрался из своего шкафа, по-собачьи стоял на четвереньках и доедал останки погибших сородичей. Пасть его при этом стала огромной — страшно огромной — в добрую половину лица. Вавилов увидел и мелкие острые зубы, которыми заострились его губы, когда тот обернулся на звук отворившейся двери. С секунду он молча, черными, как пустой космос, глазами смотрел на вошедшего, и вдруг, со скоростью, таракана — прямо по стене! — ринулся на него. Сдавленно охнув, Вавилов едва успел захлопнуть дверь и повис на дверной ручке, что тотчас заходила ходуном.

— Мужики! Скорее сюда! — заорал он, — эта тварь она взбесилась!

Не прошло и пяти секунд, как рядом уже стоял Заур с обувным рожком в одной руке и пустым сапогом в другой.

— Что?!

— Где Жека?!

— Здесь я, здесь! — Откуда-то из-за спины отозвался Скворцов.

— Наган с тобой?!

— Ага!

— Снимай с предохранителя, стреляй!

Пока Скворцов трясущимися и вдруг занемевшими руками искал под комбинезоном пистолет, тварь откусила ручку так, что у опешившего Вавилова в кулаке осталась лишь ее наружная часть. Но открыть дверь гадина так и не смогла — Заур навалился на нее своей широкой спиной. Удар, еще удар. С той стороны как будто кувалдой орудовали такие вмятины оставались на металле.

— Готово! — выпалил, наконец Евгений и приготовился стрелять.

— Заур, — скомандовал Вавилов, — на счет три! Два, три!

И они бросились на пол. Сразу же раздалось несколько выстрелов, казалось, оглушивших до крови в ушах. Запахло пороховым дымом, но… Стало тихо.

Вавилов перевернулся на спину и отполз. Белый свет потух, вспыхнул красный и на головы полярникам хлынул душ противопожарки, но тут же и прекратился — Скворцов ударил по кнопке на стене. И опять тишина, нарушаемая только торопливым дыханием и журчанием воды. Продырявленная тварь лежала на полу и не шевелилась. Заур встал, надел сапог, и мыском поворочал простреленную голову.

— Издохла?

Осмелев, он нагнулся и потыкал обувным рожком взбугрившуюся зеленую спину. Тварь все так же валялась без движения.

— Твою же ж мать, — простонал Вавилов и поднялся по стеночке. — Так это ж гадюка могла нам в любое время бошки понадкусывать?!

— Угу, — промычал Заур. — Могла, но не хотела. Послушными мы были.

— Жека, держи ее на мушке, — проворчал Вавилов. — Патроны еще есть?

— Ага. Пара штук.

— Я сейчас.

Вавилов ушел, и вернулся с двумя баграми, один он вручил Зауру, вместе они подцепили тушу и выволокли ее на белый снег.

— Это просто нечто какое-то, — изрек Васька, когда к его ногам рухнул кошмарный труп. — Мутировал что ли?

— Не знаю, — буркнул Вавилов и спустился к программисту по лесенке. Следом за ним на землю спрыгнули Заур и Евгений. — Сам-то как думаешь?

— Ну, — протянул Васька, нагнулся и заглянул в перекошенное, искаженное зубами, глазами и носами лицо. — Оно как будто слиплось. Помните, фильм такой был: «Нечто» Джона Карпентера…

— Нет! — Хором ответили товарищи.

— И кончай про фольклор прошлого века, — угрюмо добавил Вавилов. — У нас тут не киношка, а срань какая-то.

— Ну и напрасно, — вздохнул Васька. — Похоже очень.

Заур, особо не церемонясь, вонзил багор в тушу и перевернул ее. Мерзостный вид чудовища, отчасти скрытый полутьмой помещения, отчасти стремительностью событий, теперь раскрылся в полной мере. Помимо слипшихся и троекратно втиснутых друг в друга рож, у существа оказалось шесть тонких, удлиненных рук, торчащих из под мышек как у Шивы, толстые, вросшие друг в друга ноги, и пустая, будто выеденная голодом, брюшная полость. Пальцы на руках стали длинным и заостренными на концах, точно паучьи лапки. То там, то здесь на почерневшем теле торчали острые и длинные шипы. Раны, оставленных пулями и остриями багров не кровоточили. Из них сыпался мелкий черный песок, от которого снег вокруг темнел, но не таял.

— Твою мать, а?! — Всплеснул руками Женька и схватил себя за голову. — Одно лучше другого! Это ж звиздец! Этого мы точно никак не скроем! Даже если всю эту мутату зароем в землю, я ж всю керню изрешетил! Как это-то я объясню?!

— Заур, ложечка с тобой? — тихо произнес Вавилов и присел над трупом.

Товарищ подал инструмент, и он зачерпнул в него немного черного песка, поднес к глазам, прищурился. Песчинки не просто лежали горкой, они двигались, шевелились, рябили как… Как помехи на старом телевизоре или как кучка очень мелких черных муравьев. Движение отчетливо улавливалось, но отчетливо разглядеть его не удавалось.

— Жень, приготовь саркофаг, — прервал Вавилов причитания Скворцова. — Надо законсервировать эту дрянь. Заур, отстегни прицепное с керней и тоже запечатай