но на помощь ему приходили все новые и новые полки. И однажды наступил день, когда последние силы стали покидать их.

Что делать дальше?

Воспользовались братья затишьем, собрались на короткий совет. Измученные, сели на землю, а подняться не могут.

И тут один из них воскликнул вдруг:

— Мать идет!

Тихо подошла она, склонилась над сыновьями.

— Держитесь, родные! Я знаю, как трудно вам. Наденьте эти тельняшки. В них — вся моя сила, моя любовь к вам. Пусть помогут они одолеть врага ненавистного.

Надели моряки тельняшки и тут же почувствовали, как сила богатырская возвращается к ним. А вместе с ней вновь воспрянула и морская душа — сильная, смелая, неукротимая. Может, поэтому и назвали потом материнский подарок «Морской душой», песни о нем слагать стали.

— Спасибо, мама! — поклонились сыновья Матери и — снова и бой. Лишь мелькают в гуще врагов полосатые тельняшки, да развеваются ленточки матросские.

Устояли и на этот раз моряки. Отбили вражеский штурм.

Но враг был силен. Очень силен. Собрал он новые войска, стянул их отовсюду, еще больше, чем прежде. Тысячи самолетов и танков бросил на город… Привез орудия невиданные, каждое, что многоэтажный дом.

— Теперь-то быстро возьмем город! — радовались захватчики.

Но скоро слово сказывается, да не скоро дело делается. Битва разгорелась с еще большим ожесточением. Ударят пушки чудовищные — горы задрожат, деревья к земле пригибаются, море рябью покрывается. В адском реве боя нельзя отделить день от ночи. Все живое горит, гибнет. Плавится камень, обугливаются деревья, рушатся скалы. Но по-прежнему стоят несокрушимо моряки.

Уже суровая зима сменила осень, затем наступила весна, за ней пришло лето, а черноморцы все бьются и бьются с врагом, не отступая ни на шаг. Много истребили они ненавистных захватчиков. Но слишком неравные силы: на каждого моряка тысяча идет. И в долгих кровопролитных боях вновь стали иссякать силы черноморцев.

Пришел час, когда решили моряки в последний раз броситься на врага, погибнуть в неравном бою, смертью своей преградить путь захватчикам.

И тут к ним опять пришла Мать. И снова сыновья услышали ее чуть печальный и торжественный голос.

— Сыны мои! — сказала Мать. — Я люблю вас больше всего на свете. Скажите мне: «Мать, идем с нами в бой!», и я смело пойду в любую минуту. Велика моя любовь к Отчизне, к вам, родные мои, сильна моя ненависть к врагу… Но я уже стара. И я отдаю вам самое дорогое, что у меня осталось, — свое сердце!

Пораженные, смотрели братья на Мать свою, не в силах проронить ни слова.

Мать!.. В мире нет ничего более святого и бескорыстного, чем твоя великая любовь. Нет чувств нежнее и чище, сильнее и неизменнее, чем твои материнские чувства. Нет ничего богаче твоего сердца — неисчерпаемого источника силы.

Даже враги затихли, потрясенные силой материнского величия.

Она стояла в лучах заходящего солнца, на самой вершине годы, которую обороняли ее сыновья, и казалось, что это она, а не солнце, излучает золотистые лучи, озаряя все вокруг ярким светом. Из груди медленно падали на исстрадавшуюся горячую землю тяжелые капли крови.

И моряки с удесятеренной силой вновь ринулись на врага. Они дрались с такой яростью, с такой отвагой, с какой еще никто и никогда не бился! Падали, поднимались и вновь бросались на фашистов. Из многочисленных ран их струилась кровь.

Но они не умирали! Ибо нельзя было убить, уничтожить Материнское Сердце! И пока оно билось, они были бессмертны.

И враги не могли сдержать их сокрушительного натиска и отступили. Теперь уже навсегда.

А там, где падали капли материнской и сыновней крови, там поднимались и алели цветы маков. Их много на севастопольской земле, как много крови пролито черноморцами за ее счастье.

СЕРЕБРИСТЫЙ ЛОХ

[69]

е все, наверное, видели этот кустарник с пепельно-серебристыми листьями. Он попадается в самых неожиданных местах Крымского полуострова, и зовут его — лох серебристый. Упрямое это растение, живучее, выносливое. И, может быть, поэтому люди связали с ним одну из своих легенд.

Десятки лет назад весь берег Керченского пролива у эльтигенских скал был в кустах серебристого лоха…

Сейчас здесь один куст. Тем, кто знал историю этой многострадальной земли, было непонятно, как мог он выжить, почему не погиб вместе со своими братьями.

Куст серебристого лоха устоял, удержался, уйдя корявыми корнями под камни, сброшенные, по преданию, защитниками древнего города Нимфея[70].

Это был прекрасный город, люди трудились здесь, почитая землю за богатства, которые она дарила им, украшали эту землю, воздвигая на ней мраморные фонтаны и храмы. Когда приходил враг из далеких заморских стран, Нимфей превращался в крепость на подступах к Пантикапею, становился грозным воином, защищенным высокими стенами с зоркими глазами бойниц

Разрушенный временем Нимфей напомнил о себе бойцам керченского десанта. В узких разрезах траншей моряки увидели побуревшие, словно покрытые запекшейся кровью, наконечники стрел, черепа, амфору.

Ей черноморцы доверили самое дорогое — воду…

Сорок дней и сорок ночей стояли здесь, у отрогов Эльтигена, наши отцы и братья — черноморские моряки. Яростно выло фашистское чудовище, кромсало и без того израненную землю. Казалось, не было ни одного живого места на ней.

Но оно было! Полоску земли между нашими и вражескими окопами никто не смел тронуть. Смерть спрятал на этой полоске коварный враг. Минный пояс связал руки черноморским морякам. Не могли десантники прорваться к фашистам и завязать с ними бой. А как нужен был он, этот бой, смелым соколам, как хотели они долететь до вороньего гнезда и посчитаться за все!..

Куст серебристого лоха, росший в том месте, где засел враг, покачивал своими ветвями. Молчала страшная полоска земли. До боли в глазах вглядывались в нее моряк, саперы, инженеры. Они высматривали заветную тропку, по которой ночью можно было бы пробраться к врагу.

Кончались боеприпасы, кончалась вода в амфоре… Надо было действовать.

Но кто повезет? Поведет тот, кому глаза свои отдаст орел, а лев — свое сердце…

В ту ночь жизнь дала все это русской девушке-комсомолке, самой молодой в отряде — Галине Петровой[71]. Она нашла заветную тропку и повела