если учесть объединение «Аль-Каиды» с «Египетским исламским джихадом». Решение членов этой организации убить Садата было обусловлено ориентацией на внутримусульманскую борьбу. И здесь опять необходимо вспомнить ибн Таймийю, приравнивавшего к неверным тех мусульманских правителей, которые внешне демонстрировали приверженность вере, а на деле принимали немусульманскую монгольскую практику. Эта доктрина ибн Таймийи сыграла большую роль в формировании современной революционной теории суннитского ислама, и Садат стал одной из жертв ее практического применения.

Означает ли тот факт, что «Египетский исламский джихад» сделал своей мишенью Америку, сменил его идеологии и стратегии? Автор считает, что речь идет лишь о тактических изменениях, и бинладинское «Объявление войны» доказывает это — слишком много и детально говорится в нем о ситуации в Саудовской Аравии, чтобы понять: война, революция внутри арабского мира не отменяется, а лишь откладывается, причем одна из причин этого — стремление придать ей внемусульманский, мировой импульс.

Есть и другая сторона дела. Атаки на Америку стали следствием неудач экстремистских движений в мусульманском мире: за исключением Судана и Афганистана, за последние двадцать лет им нигде не удалось взять власть. Более того, в Алжире, Египте и Сирии они потерпели серьезное поражение, и дело здесь не только в репрессивной мощи правительств этих государств, но и в некоторых слабостях радикального исламизма. Представители последнего весьма эффективны в организации протеста, мобилизации кадров, однако они мало что могут предложить для решения конкретных проблем светской жизни. К тому же при разработке программ и институтов радикальные исламисты вязнут в спорах по вопросам доктрины и руководства (с. 34).

Ограничения политической теории экстремистского крыла «Салафийи» становятся очевидными, например, при сравнении целей «Аль-Каиды» и «Хамаса», идеология которого тоже выросла на салафийской почве. Как и представители «Аль-Каиды», «хамасовцы» считают, что Запад и сионисты окружили мир ислама со всех сторон. Задачи «Хамаса», объединяющего националистически настроенных палестинцев, существенно иные. Его цель — создание своего государства.

Согласно экстремистам «Салафийи», национализм — это «ширк», или политеизм и идолопоклонничество, отвлекающие от Бога и уммы в пользу государства и нацизма. Отказаться от светского палестинского национализма «Хамас» не может, поскольку это означало бы политическую смерть; но и пренебрегать божественным и общемусульманским «Хамас» не может. Чтобы выйти из этого затруднения, организация разработала особую концепцию исламской истории, в которой борьба палестинцев за национальное освобождение и собственную государственность имеет первостепенное значение для всей уммы.

Один из самых поразительных аспектов деятельности палестинских экстремистов «Салафийи» заключается в том, что это — собака, которая не лает: «В отличие от родственных ему движений в соседних странах "Хамас" воздерживается от того, чтобы клеймить светских лидеров Палестинской автономии как апостатов. Даже в самый разгар борьбы Ясира Арафата с "Хамасом" представители этого движения никогда открыто не именовали его идолопоклонником» (с. 35-36).

Хотя священный статус Иерусалима работает на «Хамас», Иерусалим и Палестина не имеют в мусульманском мире такого значения, как Мекка или Медина. Учитывая это, представители «Хамаса» подчеркивают, что именно на этих землях свершились некоторые важнейшие для судеб ислама события. Речь идет о битвах при Хаттине 1187 г., когда Салахад ад Дин разгромил крестоносцев, и о битве при Айн Джалут, где мусульмане разбили монголов. Отсюда вывод: Палестина всегда была оплотом мусульман в борьбе с врагами ислама, передовой линией фронта борьбы уммы с неверными, а потому имеет особое значение.

Различия между «Аль-Каидой» и «Хамасом» показывают, как местные условия могут не просто модифицировать, а перемалывать универсальные компоненты салафийского мировоззрения. Это также говорит и о том, что, сталкиваясь с той же трудностью, что коммунисты в начале XX в. (как создать универсальное — мировое — политическое движение, которое в то же время эффективно функционирует на местном уровне), радикальные исламисты творчески подходят к преодолению политических трудностей.

Новая тактика превращения Америки в мишень призвана преодолеть именно эту трудность, порождающую слабость политического ислама. Бин Ладин наконец нашел ту мишень, которая может стать общим врагом, универсальным Хубалом для всех салафийских движений. «Эта новая тактика, подключаясь к глубочайшим эмоциям политического сообщества, является блестящей (smacks of brilliance) и — к огромному огорчению Америки — безусловно обеспечит исламу новый взрыв энергии» (с. 38). Теперь «Аль-Каида» может играть роль радикального «салафийского Интернационала», способного поднять всех обездоленных и угнетенных арабского мира. То, что американцам кажется диким и жестоким, совершенно иначе воспринимается массами мусульманской бедноты, и американцы, к сожалению, никак не могут понять этого, а следовательно, не могут понять причин симпатии и резонанса, которые «Аль-Каида» вызывает в мире ислама.

События 11 сентября вызвали отклик и в светской арабо-мусульманской среде. Он принял три основные формы. Меньшинство выразило безусловное и полное осуждение; еще одна небольшая группа обвинила во взрывах израильтян и американских экстремистов вроде Тимоти Маквея. Реакция большинства, однако, была такова: «Да, акты терроризма — это неправильно, но вы, Америка, должны понять, что именно ваша политика на Ближнем Востоке посеяла семена этого вида насилия» (с. 38).

Светский политический дискурс в мусульманском мире в целом и в арабском в частности поразительно напоминает салафийскую интерпретацию международного положения — в обоих случаях речь идет о западном заговоре. Хотя светская пресса не вспоминает о крестоносцах и монголах, она постоянно подчеркивает нарушенные обещания Запада по отношению к мусульманам за последние 80 лет, т. е. с момента распада Османской империи.

Сегодня очевидным политическим фактом является то, что не внушающие оптимизма экономическая глобализация и новый международный баланс сил приходят в арабо-мусульманский мир с американским лицом. Риторика бин Ладина, делящая мир на два лагеря — умма против США и их марионеток, — имеет сильный резонанс, поскольку на некоторых уровнях социального бытия она соответствует если не реальности, то, по крайней мере, тому, как эта реальность выглядит. «Поэтому впервые в современной истории экстремистам-салафитам удалось мобилизовать в свою пользу массовое общественное мнение» (с. 41).

А. И. Фурсов

Телхами Ш.

Это не вопрос веры: Борьба за душу Ближнего Востока

Шибли Телхами (Мэрилендский университет, США) поднимает вопрос об источниках глобального терроризма на Ближнем Востоке, о взаимосвязи исламского терроризма, ислама (как религии и культуры) и антиамериканских настроений в регионе. Западным людям трудно понять, как вроде бы нормальные образованные люди из семей среднего класса совершают массовые убийства и становятся самоубийцами, поэтому часто ссылаются на ислам.

Образованные, обеспеченные люди повсеместно использовали насилие во имя политических целей (марксисты, Че Гевара). На Ближнем Востоке одной из самых радикальных палестинских групп в конце 60‑х годов был Народный фронт освобождения Палестины — светская организация, созданная врачом-христианином. «Секуляризм этой группы должен напоминать о ложности утверждения