Не могу не отдать должное своим коллегам-журналистам. Это блестящая профессиональная работа. Книга отлично, очень хитро выстроена, помимо внешнего сюжета в ней есть сюжет внутренний, довольно увлекательный для любого, кому интересен этот герой.

Так вот, поговорим о герое. Не о президенте всех россиян Владимире Владимировиче Путине, а о герое книги, некоем Владимире Путине. Главное чувство, которое вызывает этот герой у читателя, – не любовь, не восхищение, а острая жалость. Представьте себе человека, который не то чтобы не был никогда счастлив, а просто не знает, что люди испытывают это состояние. Как слепой от рождения. Скучная, бедная, блеклая жизнь, где все подчинено долгу, дисциплине, идее – абстракции. Где нет чувств – есть обязанности, где вместо желаний – стремления, вместо мечтаний – план. Где самое ценное качество друга – верность. Верность и впрямь ценное качество. Но в палитре дружеских достоинств встречаются еще ум, веселость, легкость на подъем, обаяние, храбрость, да и еще много чего другого. У друзей Владимира Путина (не в жизни, а в книге) ничего этого нет. Только верность. Видимо, всем им пришлось жить в те времена, когда кругом враги, – обычно так чувствуют себя люди, пережившие оккупацию или массовый террор. Владимиру Путину, наверное, и впрямь довелось все это пережить, только с другой стороны.

«От первого лица…» – это своеобразный роман воспитания. Как у всякого героя романа воспитания, у Владимира Путина есть свой любимый учитель, он же по канонам жанра искуситель. В «Волшебной горе» Томаса Манна для обывателя Ганса Касторпа таким наставником был итальянский философ Лодовико Сеттембрини. В «Разговорах с Путиным» эту роль выполняет Анатолий Собчак. Как сказал один мой друг, у каждого полковника должен быть свой любимый интеллигент.

Это не жизнь, а какая-то биография. Надо отдать должное авторам: они не только не попытались скрыть внутреннюю бедность своего героя – они подчеркнули ее, сделав из нее подлинный сюжет этой книги, неожиданно изысканный, если забыть о том, что писали они о живом человеке. В писателях всегда есть определенная жестокость по отношению к своим героям. Вот вам идеальный ее пример.

Глава «Студент», отрывок, названный «Я сказал ей правду»:

« – Университетское время – как раз для романов. У вас были?

– А у кого не было? Но ничего серьезного… Если не считать одной истории.

– Первая любовь?

– Да. Мы с ней собирались сочетаться узами законного брака».

Как подчеркнуто раскованы в своих формулировках писатели – и как мучительно безъязык их герой. Ничем они ему не помогают, никак его не прикрывают и не облагораживают, все по-честному, все как есть, торжествующая объективность, скорбное бесчувствие.

Авторы так боялись пошлости страстей, так не хотели, чтобы их заподозрили в любви к Путину, что своими руками создали героя, которого просто невозможно полюбить, как ни старайся.

Вот мы и не любим. И не стараемся. Жалко только его.

Борис Житков. Виктор Вавич. – «Независимая газета», Москва

Это первая публикация романа, написанного в 1934 году и запрещенного к печати усилиями А. Фадеева. Сюжет, повествующий о судьбах нескольких семейств, построен вокруг беспорядков 1905 года. Так что это роман о революции. Как бы. Главный герой, по имени которого названа книга, молодой человек заурядных умственных способностей, поступивший почти случайно служить в полицию. Автор послесловия Андрей Арьев справедливо, впрочем, отмечает, что главному герою уделено ничуть не больше места, чем остальным героям, якобы не главным. На основании этого Арьев делает вывод, что Виктор Вавич и не является главным героем. У меня эта трактовка романа вызывает сомнение.

Дело в том, что одной из основных тем романа, если не самой главной, является глупость в разных ее проявлениях. Глупость и ее страшные последствия. Ни в ком она не выражена так определенно и ни в ком она так не убеждает и не увлекает, как в Викторе Вавиче. У всех остальных действующих лиц не раз и не два случаются страшные приступы глупости, толкающие сюжет к самым трагическим поворотам, но Вавич пребывает в ней постоянно. Естественно, он находится на вершине ее и ни разу не спускается вниз, в долину хотя бы простой сообразительности. Глупость правит его жизнью, глупость приводит его к смерти.

Поразительным образом Житкову удалось то, что в жанре романа до него удавалось только Гоголю и Андрею Белому: создать героя, ни на секунду не вызывающего у читателя симпатии, и при этом заставить следить за его судьбой с напряженным вниманием. Но Гоголь и Белый – гении. А Житков? Рваный, прыгающий стиль романа, нервный язык, почти лишенный эпитетов, брошенные фразы, короткие главки, каждая из которых названа ключевым словом, но ключевым не в сюжете, а в языке повествования, внешние события, без колебаний перемешанные с внутренними монологами героев, виртуозно разные речевые характеристики персонажей, лавиной развивающееся действие, кинематографическая выразительность в сценах еврейского погрома и уличных беспорядков, документальный ужас одиночной камеры – это большой русский роман, масштаба «Живаго», но лучше, много лучше. Хотела вот придраться, что, как и во всей почти экспрессионистской прозе, слабые женские образы, но вспомнила Груню. Потом Мирскую. Нет, и с этим все в порядке. Во многом эта книга – оправдание интеллигенции, так непростительно заигравшейся в революцию. Читаешь и думаешь: нет, ведь это и впрямь снести было невозможно, невыносимо. Хотя и глупо, конечно, ужасно глупо, как глупо-то, господи. Прочтите обязательно.

Леопольд фон Захер-Мазох. Наслаждение в боли. – «Эксмо-Пресс», Москва

Ну, «Венеру в мехах» мы, положим, читали. Мы вот вряд ли читали «Любовь Платона», «Наслаждение в боли: Воспоминания детства и размышления о романе», «Два договора Мазоха» и «Приключение с Людвигом II (рассказанное Вандой)». Потом тут еще Зигмунд Фрейд «„Ребенка бьют": К вопросу о происхождении сексуальных извращений».

Все это вместе больше всего напоминает, как ни странно, «Рассказы о Шерлоке Холмсе» Конан Дойла. В модерновой литературе есть сочетание какой-то звериной серьезности, подростковой любви к тайнам и совершенно провинциальных представлений о роскоши. С Конан Дойлом Захер-Мазоха объединяет еще и то, что оба они казались сами себе натурами чрезвычайно сложными, тогда как на самом деле природа делала их топором.

Если рассуждать о Мазохе не с медицинской точки зрения (а ведь так и подмывает!), то беда его незатейлива: в отличие от де Сада, настоящего великого писателя, Мазох писатель плохой, графоман попросту говоря. Слезы, ахи, вздохи, плетки, шубы, свечи, плечи, – совершеннейший Надсон, беспомощная пошлятина с претензией на страшную откровенность. Это при том что «Опасные связи» давным-давно написаны!

Некоторый интерес представляет только одно сочинение сборника – «Приключение с Людвигом…», от имени жены Мазоха, Ванды, описывающее печальный и отчасти комичный, полуэпистолярный, полуконспиративный опыт общения четы Мазохов с несчастным королем Баварии. Сочинение это интересно будет прежде всего поклонникам Висконти и фильма «Людвиг». Ужас, однако, состоит в том, что оно не снабжено никакими мало-мальски вразумительными комментариями: ни когда было опубликовано впервые, ни имело ли место в действительности, ни кем на самом деле было написано – женой или мужем, ни кто такая была жена, – ничего вообще. Издательство «Эксмо» привыкло халтурить, да и пусть себе халтурит со своими мариниными-поляковыми. Зачем взялись не за свое дело?