В мастерской мадам Хуанвиль действительно работали одни женщины, однако это не бросалось в глаза. Работа и быт были хорошо налажены, как и в любой семейной ткацкой мастерской. Пока все станки безостановочно работали, издавая характерный шум, одна из ткачих готовила пищу на всех, поскольку была ее очередь заниматься этим делом, другая перебирала влажное, только что отбитое вальком на речных камнях белье, а совсем юная на вид женщина кормила грудью младенца. Малыши резвились на полу, а два мальчика, примерно десяти и одиннадцати лет, сидели на корточках под ткацкими станками и связывали оборванные нити. В проем двери, ведущей в смежное помещение, Габриэль заметила сидящих под станками двух девочек, занятых той же самой работой. Она не могла не вспомнить в этот момент станок Жаккарда и с горечью подумала, что это изобретение избавило бы, по крайней мере малолетних детей, от тяжелого труда.

С потолка мастерской, залитой светом, проникавшим сюда сквозь большие окна с довольно толстыми стеклами, свешивалась деревянная клетка, в которой весело заливалась; певчая птичка. Зимой в ткацких мастерских было очень трудно работать — копать и вонь горящих ламп мешали дышать и ели глаза.

В разговоре вдовы с Габриэль речь неизбежно зашла о демонстрации нового станка Жаккарда.

— Как жаль, что его сломали прежде, чем я успела познакомиться с его работой поближе, — сказала мадам Хуанвиль, которая в тот злополучный день находилась вдали от подиума и мало что сумела рассмотреть. — Я бы очень хотела облегчить труд моих ткачих, поскольку участь каждой из них и без того тяжела. Даже самая крепкая и выносливая женщина быстро устает за обычным ткацким станком, и в конце концов страдает ее спина, женщине приходится расплачиваться болезнями и ранней старостью, — и хозяйка мастерской распрямила спину и расправила плечи. — Я знаю, о чем говорю, поскольку сама работаю в свою смену вместе с ткачихами за одним из этих станков, поэтому я вижу преимущества изобретения месье Жаккарда. Правда, я не могла бы позволить себе произвести замену ткацких станков в своей мастерской, для чего потребовалось бы новое помещение с более высокими потолками.

В мастерской мадам Хуанвиль изготавливались высококачественные ткани. Поэтому Габриэль не удивлялась тому, что продукция предприимчивой и милосердной вдовы нашла свое место на рынке шелкоткацкого производства, где царила довольно жесткая конкуренция.

Покинув дом мадам Хуанвиль, Габриэль возвратилась кружным путем — мимо особняка и мастерских Дево. Сделала она это, конечно, не случайно. Поравнявшись с домом Дево, она обратила внимание на то, что двери его были закрыты, а окна наглухо закрыты ставнями.

Элен родила ребенка в декабре, в том же месяце Наполеон Бонапарт стал Императором Франции. Доминик Рош не скрывал своего разочарования по поводу того, что его невестка родила девочку, а не мальчика, как он хотел. Внук мог бы стать продолжателем дела деда, унаследовать его фирму, тем более, что этот внук был бы отпрыском любимого сына Доминика, но на внучку он не возлагал ни малейших надежд. Странным образом его отношение к новорожденной походило на отношение к Габриэль, когда та родилась. Он не желал видеть и слышать ребенка, так что Элен вынуждена была всегда следить за тем, чтобы до слуха свекра не доносился плач девочки. К несчастью, маленькая Жюльетта, слабая и хилая, крещенная повитухой сразу же, как только появилась на свет, поскольку все опасались, что девочка нежизнеспособна, постоянно плакала. Только благодаря неустанным заботам Элен, здоровье ребенка понемногу окрепло, и в три месяца это был уже милый здоровый малыш.

Доминик Рош, по всей видимости, испытывал к младенцу старческую ревность, он не мог простить новорожденной то, что ее появление на свет лишило его забот и внимания Элен, которое раньше безраздельно принадлежало ему одному. Его отношение из-за этого к некогда горячо любимой невестке изменилось самым решительным образом. Он начал постоянно подтрунивать над ней и высказывать ей свое недовольство, но обходился с ней иначе, чем с Ивон, — он просто ворчал по любому поводу, что бы она ни сделала, упрекая ее при каждом удобном случае.

Беда заключалась в том, что Доминик страдал от одиночества, чувствуя себя всеми покинутым. Он считал, что судьба сыграла с ним злую шутку, потому что единственный его ребенок, который был действительно дорог отцу, постоянно находился вдали от дома. Доминик знал, что Габриэль не надеется получить наследство от отца, и поэтому его завещание не вызовет у нее чувства разочарования, а вот Анри предстоит пережить настоящий шок, когда он узнает последнюю волю отца, посмеявшегося над ним на краю могилы. Жюль, по замыслу Доминика Роша, один должен был унаследовать все его состояние и сам Дом Рошей. Выйдя в отставку, он вступит во владение свалившимся на его голову неожиданным богатством и продолжит дело отца. К этому времени Элен наверняка родит ему одного или двух сыновей.

Строя подобные планы на будущее, Доминик Рош не стал возражать, когда Элен сообщила о своем намерении повидаться с мужем, полк которого находился сейчас где-то на побережье в районе Ла-Манша, готовясь, по приказу Императору, к втор-жениюв Англию.

— Передай ему вот это, — сказал старик, снимая с пальца перстень с рубином и передавая его невестке.

— Скажи ему, что это подарок на память от меня на случай, если я уже умру к тому времени, когда он вернется с победой домой, разгромив англичан.

Элен, приготовившаяся к трудному разговору со свекром, к его обычному ворчливому недовольству, почувствовала огромное облегчение и радость, видя, что он благословляет ее отъезд к мужу. Она с благодарностью взяла перстень и осторожно положила его на ладонь. Ободренная таким неожиданным благодушием старика, она отважилась обратиться к нему с просьбой, выражавшей ее заветное желание.

— Можно я перед нашим отъездом принесу показать вам Жюльетту?

— Нет, прежде ты мне покажешь сына моего сына! Твоя дочь не представляет для меня ни малейшего интереса!

Лицо Элен залилось краской. Пренебрежение свекра к ее горячо любимому ребенку глубоко ранило душу матери, и, оскорбленная, она бросилась на защиту своего младенца, словно разъяренная львица, защищающая своего детеныша.

— Жюльетта имеет все права на то, чтобы вы считались с ней и приняли ее в свою семью! Она — ваша внучка, одна из Рошей! Вы — вздорный старик, Доминик Рош! Вы относитесь к моему ребенку так, как вы в свое время относились к маленькой Габриэль — к Габриэль, которая понимает вас, как никто другой, как не понимают вас ваши сыновья! Вы знаете об этом? — и Элен сделала несколько шагов вперед. Доминик был столь встревожен необычным поведением невестки, что заерзал в своем кресле, чувствуя сильное беспокойство. — Она, несмотря на всю вашу жестокость к ней, знает то, чего не желаете знать вы; вашей общей чертой является интерес к шелку и преданность шелкоткацкому делу. Габриэль смогла бы сделать для процветания фирмы Рошей больше, чем дюжина сыновей вместе взятых, но вы слишком пристрастны и не хотите видеть этого!

И Элен пулей выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью. Доминик хмыкнул, все еще не оправившись от изумления. Кто бы мог ожидать подобного приступа ярости от столь кроткой миниатюрной женщины? Эта оценка взбодрила старика, как холодный душ.