Мсье де Варамбон сменил тактику. Да, кроме пресловутого мсье Сёдеса, никто здесь не видел и не имел дела с Дезире Миго.

– Скажите-ка, молодой человек…

Дезире обернулся и судорожным движением поправил очки:

– Да?

– До «Континенталя», до Ханоя… чем вы занимались, где были?

– В Турции. Большую часть времени – в Измире.

– Тогда вы знакомы с Портефеном?

Дезире наморщил лоб, вспоминая.

– Ну как же, Портефен! – повторил де Варамбон. – Самый важный человек в Турции!

– Эта фамилия ничего мне не говорит… Где именно он работал?

Варамбон раздраженно дернул плечом и большими шагами пошел по коридору. Его ловушка не сработала, но он не сдался, провалы всегда вдохновляли его на новые подвиги. Расследование будет продолжено!

Дезире отправился по своим делам. Он сразу почувствовал тот самый, особый, сквознячок, который всегда предшествовал моменту разоблачения. Мсье Миго давно сжился с ним и знал: пора подумать о стратегическом отступлении.

Но сейчас ему впервые предстояло расстаться с подходившей ему ролью раньше времени, что было очень досадно. Ему нравилось воевать на этой войне!

Хозяйка гостиницы напоминала высокомерную сову. Она сидела, сцепив узловатые пальцы в замок и поджав тонкие губы, серые глаза смотрели недобро и отчужденно. Луиза боялась ответов на еще не заданные вопросы и не знала, с чего начать. Женщины молчали. Посетительница рассматривала ковер, хозяйка гостиницы разглядывала ее со смесью презрения и жгучего любопытства…

Луиза сделала над собой усилие, разжала кулак, выпустила ремень сумочки, и начала, пытаясь совладать с волнением:

– Мадам…

– Тромбер. Адриенна.

Слова прозвучали как пощечина. Не имело значения, как начнется беседа, старуха напала первой.

– Вы, похоже, считаете приличным поступком самоубийство в чужом доме?

Можно ли дать разумный ответ на подобный вопрос? Луиза вспомнила обстановку номера, тело старика и почувствовала себя виноватой – она не рассматривала происшествие под таким углом.

– Разве доктора с его цыпочкой плохо здесь принимали? – продолжила мадам Тромбер. – Почему он не застрелился в другом месте? Мало было ему матери – понадобилась и дочь?

Удар оказался таким неожиданным, что у Луизы закружилась голова.

Старуха прикусила губу: она давно мечтала произнести эту фразу, репетировала ее дни напролет и находила идеально выражающей жившую в душе мстительную злобу, а теперь произнесла вслух, громким голосом – и не получила удовольствия.

Теперь в пол смотрела она, досадуя на себя и жалея, что поторопилась.

– Они обыскивают мой отель, допрашивают постояльцев…

Женщина все никак не могла заставить себя посмотреть на Луизу и нервно крутила обручальное кольцо.

– Сами понимаете… Полиция! – Она подняла голову. – У нас никогда не было проблем! Это приличное заведение, а не…

Слово «бордель» осталось непроизнесенным, но это не имело значения: Луизе казалось, будто ее обозвали шлюхой.

– Потом… после… происшествия, клиенты угрожали съехать, мадемуазель! Мои постоянные гости, обитавшие тут много лет…

Адриенна Тромбер была раздавлена бедами, свалившимися на ее заведение, и опасалась оказаться внакладе, если номера будут пустовать.

– Плюс ко всему, ни одна горничная не соглашалась убирать номер, пришлось все сделать самой…

Луиза почти не слушала жалобы хозяйки, потрясенная словами «мать и дочь», поставленными в один ряд. Она и впрямь повела себя как продажная девка, но при чем тут ее мать?

– Кровь была повсюду, даже на лестнице, пахло просто ужасно… Полагаете, в моем возрасте это легко?

– Я готова возместить убытки…

У Луизы были отложены деньги, и она пожалела, что не додумалась взять с собой некоторую сумму: предложение компенсации старухе явно потрафило.

– Любезно с вашей стороны, но родные доктора повели себя… благородно. Прислали человека – нотариуса или поверенного – и заплатили не торгуясь.

Дело пошло легче – разговор о деньгах состоялся, трудности с постояльцами упомянуты, она произнесла давно вертевшуюся в голове фразу и теперь могла вздохнуть с облегчением (хоть и ожидала более театрального эффекта).

Адриенна впервые увидела в Луизе не «негодяйку», создавшую ей столько проблем, а реальную женщину, смущенную, дрожащую от страха.

– Вы так похожи на вашу мать… Как она поживает?

– Мама умерла.

– Ох… мне очень жаль.

Счетчик времени в голове Луизы вращался со страшной скоростью. Неужели доктор может быть ее отцом?

– Когда вы… познакомились с моей матерью?

Старуха пожевала губами:

– Кажется, в тысяча девятьсот пятом. Да, в начале года.

Луиза родилась в 1909 году. У нее отлегло от сердца. Подумать только – она могла раздеться перед… Вот ведь ужас!

– Вы уверены, что именно моя мать?..

– Ни малейших сомнений, моя милая. Вашу маму звали Жанна, верно?

Луиза онемела. Ее мать бывала в отелях! Нет, она не могла в семнадцать лет стать проституткой!

– Мама была несовершеннолетней…

Адриенна просияла улыбкой, захлопала в ладоши:

– Я так и говорила моему-бедному-мужу-да-упокоится-он-с-миром! «Рене, у нас не то заведение, чтобы днем пускать в номера парочки! Пусть приходят вечером, когда ты здесь!» Но они с доктором были друзьями детства, ходили в одну школу, и Рене настаивал, уговаривал меня, обещал: «Это будет исключение!» – и я согласилась: что вы хотите, если женщина замужем, она должна проявлять понимание…

Рассуждения хозяйки не отвлекли Луизу от печальных мыслей.

– Впрочем, все было очень пристойно, иначе я бы воспротивилась! Жанна и доктор бывали здесь раз или два в неделю… скорее два. Приходили незадолго до полудня, доктор оплачивал номер. А уходили после трех. Ваша мама всегда держалась чуть сзади, не выставлялась.

Луиза поняла, что закрывать глаза на правду бессмысленно, и спросила:

– Как долго они посещали ваш отель?

– Думаю, около года… да, до конца тысяча девятьсот шестого. Я помню, потому что тогда как раз женился кузен моего мужа, из провинции съехались родственники и у нас не осталось свободных комнат. Я подумала: «Если эти двое придут на неделе, придется их отослать». Они не явились, и больше я не видела ни вашу маму, ни доктора.

В голове Луизы промелькнула мысль: «Они поменяли отель?» – и Адриенна без слов догадалась, о чем подумала молодая женщина.