Яркий пример неудачливого начинания Пушкина представляет собой дело, заведенное по иску к нему П.А. Жадимеровского (или Жадимировского, как в ряде документов). 1 декабря 1832 г. Пушкин заключил с ним контракт на наем квартиры в его доме[385]. Как указывал П.Е. Щеголев, Жадимеровские принадлежали к числу именитых купцов Петербурга и владели «громадным числом» земельных участков[386]. Пушкин снял у Жадимеровского квартиру «из двенадцати комнат и принадлежащей кухни, и при оном службы». «Нельзя не обратить внимания на размеры квартиры, – писал Щеголев, – она огромна для семьи – мужа, жены и ребенка!»[387] Пропустив подробности контракта о состоянии квартиры, остановимся на важном для нашей темы пункте: «…обязан я, Пушкин, платить ему, Жадимеровскому, по три тысячи триста рублей банковыми ассигнациями в год, платеж оных денег производить за каждые четыре м[еся]ца по равной причитающейся сумме вперед без всякого отлагательства, а ежели я, Пушкин, в платеже наемных денег буду неисправен и по срокам не заплачу, то волен он, Жадимировской, оные покои отдать другому. а я, Пушкин, обязан как за содержание, так и за все убытки, от сего последовать могущие, ему, Жадимеровскому, заплатить и до показанного срока от платежа отказаться не могу»; и далее: «До срока сего контракта за три месяца, должен я, Пушкин, объявить Жадимеровскому, желаю ли я иметь квартиру впредь или нет»[388]. На контракте были сделаны записи о выплате Пушкиным денег: 2 декабря 1832 г. – 1000 руб., 10 декабря – «достальные» 100 руб., 1 апреля 1833 г. – 1100 руб. (плата за проживание до 1 августа 1833 г.).

В доме Жадимеровского Пушкин жил с декабря 1832 г. по июль 1833 г. Квартира после его выезда оставалась незанятой до 27 ноября 1833 г., и Жадимеровский решил взыскать эти деньги с Пушкина судебным порядком. Контракт был составлен Жадимеровским с большим знанием дела, и в него были включены пункты, в силу которых суд признал правоту истца – во-первых: «…и до показанного срока от платежа отказаться не могу…» (Пушкин выехал с квартиры на четыре месяца раньше срока), во-вторых: «До срока сего контракта за три месяца, должен я, Пушкин, объявить Жадимеровскому, желаю ли я иметь квартиру впредь или нет…» (это условие выполнил, но не представил в суде тому доказательств). Следует признать, что контракт с Жадимеровским выделяется из дошедших до нас других документов такого рода особой юридической четкостью.

5 января 1834 г. Жадимеровский подал в петербургскую Управу благочиния «объявление» с жалобой на Пушкина:

Прошлого 1832 года декабря 1 дня, титулярный советник Александр Сергеев Пушкин заключил со мною контракт, в подлиннике у сего прилагаемый, о найме в доме моем квартиры впредь на один год ценою по 3300 руб в год, по каковому контракту я и получил наемных денег за восемь м[еся]цов, т. е. на 1-е августа сего года все сполна, а с 1-го августа г. Пушкин, выехав из сей квартиры, просил меня о позволении отдать оную другому лицу, но как он охотника на сию квартиру приискать не мог, то и просил меня оную отдать, кому пожелаю – что мне и удалось, а именно с 24 ноября сего года лейб-гвардии Конно-гренадерского полка прапорщику Александру Николаевичу Хомутову, а как г. Пушкин следующие мне по контракту денег с 1-го августа по 24-е ноября всего 1063 руб. 33 % коп. по многократным моим требованиям добровольно не платит, то оную Управу благочиния покорнейше прошу прописанную сумму 1063 руб. 33 % коп. с реченного г. Пушкина. взыскать, а в случае неплатежа с личностию и имением, находящимся в квартире его, поступить по законам[389].

На «объявлении» была поставлена резолюция: «Контракт предъявить г. Пушкину, истребовать полного удовлетворения. Надзирателю 2 квартала [Адмиралтейской части] с получения сей бумаги приступить к исполнению и в противном случае требовать моего содействия, непременно, нимало не упущая времени. Подписал пристав Вевер 18 генваря 1834». Энергичность, с которой А. А. Вевер отдал приказание об удовлетворении предъявленного иска, весьма красноречива. Дело было для Пушкина проигрышным с самого начала. В этой ситуации ничего другого не оставалось, как только объясниться с опытным стряпчим, а затем договориться с домовладельцем об оплате. Пушкин же пустился в судебное разбирательство, которое ничего ему не могло принести, кроме денежных издержек. Это обстоятельство не было разъяснено ни в одной из работ, связанных с делом Жадимеровского.

Пушкин оспорил жалобу домовладельца в объяснении 11 февраля 1834 г.:

Противу предъявленного мне объявления купца Петра Жадимеровского, Съезжему дому Литейной части имею честь объяснить <…>. В первых же числах июля 1833-го года, перед наступлением последней трети, я с совершенного согласия Жадимеровского, оставил сию квартиру и очистил оную по настоятельной просьбе и требованию его управителя, на что могу представить и свидетелей. Вероятно, г. Жадимеровский не мог согласиться с новым своим жильцом; но сие до меня не касается, ибо г. Жадимеровский от меня денег уже не требовал <…>. А что он сам полагал сей контракт уничтоженным, доказывается тем, что он отдавал оставленную мною квартиру от себя и на год, надбавя сверх платимой мною суммы еще 200 рублей, в чем в случае требования также представлю свидетелей. <…> А что он говорит в объявлении своем, что будто бы я об отдаче квартиры в наймы, от имени моего, его просил, то совершенно несправедливо, ибо я сам легко бы мог отдать оную квартиру, если б оставалась она за мною, сбавя несколько противу положенной суммы; напротив того он, Жадимеровский, отдавал, как уже сказано, на год (а не на треть), надбавя еще 200 рублей лишних, следственно почитал себя полным хозяином дома и действовал от своего лица, а не по моей доверенности; в противном случае сие было бы с его стороны наглым плутовством, к коему я полагал и полагаю г. Жадимеровского не способным. Объяснившись таким образом, прошу предоставить сие дело на рассмотрение судебных мест. В обеспечение же иска впредь до окончания дела представляю в силе своего права 7 свободных душ из моего имения, состоящего в Нижегородской губернии Алаторского уезда деревни Кистеневой, на которых документы прилагаю[390].

Защищая свою позицию, Пушкин прибегнул к услугам стряпчего, однако «объяснение» от 11 февраля было написано им самим: «…стиль документа, конечно, канцелярский, но литературнее и глаже стиля бумаг, составленных по этому делу профессионалами, и кроме того фраза о „наглом плутовстве“, к которому полагал Пушкин „Жадимеровского не способным“, несомненно профессиональным ходатаем не могла быть употреблена: это плод иронии самого Пушкина»[391].

«Объявление» Пушкина оказалось непозволительно красноречивым. В рапорте Управе благочиния пристава Литейной части А. А. Вевера