от 16 февраля 1834 г. говорилось о нем, что, «как в том объявлении помещены некоторые непозволительные укоризны, то оное не было принимаемо и требовано, чтобы он подал другое с исключением помещенных укоризн, но за всеми настояниями переменить оного не согласился»[392]. Этот факт – препирательство между частным приставом и поэтом по поводу написанного им «объявления» – не попал, к сожалению, в пушкинскую летопись. «Укоризной» Вевер назвал слова Пушкина о «наглом плутовстве» Жадимеровского. За то, что Пушкин отказался исключить эту «укоризну», он был оштрафован Надворным судом, и Гражданская палата утвердила это решение. Штраф был дан по 5 копеек с рубля (имеется в виду сумма иска), т. е. за эти два слова Пушкин заплатил 53 рубля 17 копеек ассигнациями. Возможно, это была самая высокая оценка его поэтического слова. На штрафе настаивал Жадимеровский, который ссылался на то, что законом предписывается «словесно каким ни есть касающимся оклеветанием прежде приказной резолюции не дерзать»[393]. Дело с Пушкиным фридрихгамский купец вел уверенно, со знанием всех тонкостей судопроизводства. Ответчик выглядел перед ним истинным поэтом.

В обеспечение иска Пушкин представил 7 «свободных душ», правда при этом неверно отнес Кистенево к Алаторскому (надо было к Сергачскому) уезду Нижегородской губернии. Семь душ Пушкин хотел взять из прироста крепостного населения, обнаруженного по 8-й ревизии 1833 г. «Свободными» они были от залога в Опекунском совете. Когда Пушкин проиграл дело, он предложил в уплату именно этот свой «капитал», и Лукояновскому земскому суду было предписано для удовлетворения иска описать нужное количество душ. Проданы, однако, они не были, поскольку деньги по иску были выплачены Жадимеровскому после смерти Пушкина Опекой.

Первой судебной инстанцией, в которой рассматривалось дело, был С.-Петербургский надворный суд; его производство по делу Пушкина неизвестно. 15 апреля 1834 г. Четвертый департамент Надворного суда решил дело в пользу Жадимеровского. К 30 мая 1835 г. относится расписка в получении от Пушкина денег за написание апелляционной жалобы в Петербургскую палату гражданского суда и ходатайство по ней губернского секретаря В. Г. Верленкова, служившего в том же департаменте Надворного суда: «…по сему делу обязан мне г-н Пушкин заплатить сего числа двести рублей, а достальные сто пятьдесят рублей по окончании в Палате дела, а буде означенное дело будет кончено не в пользу г-на Пушкина, то взятые сии деньги обязываюсь отдать по требованию его, г-на Пушкина, в то ж время»[394]. Неизвестно, вернул ли Верленков деньги Пушкину после провала дела[395].

31 мая 1835 г. было выдано свидетельство Надворного суда о переносе дела Пушкина с Жадимеровским в Гражданскую палату. В нем есть упоминание о следующих интересных обстоятельствах прохождения дела в Надворном суде: «…предварительные повестки о явке к слушанию решения в день подписания оного посланы 13-го апреля по жительству тяжущихся сторон. из коих по объявлении Пушкину без означения числа, а Жадимеровскому 2-го апреля обращены в суд 1-го сего майя; в следствие чего купец Жадимеровский, явясь в суд 20-го числа текущего майя месяца, по выслушании решения объявил удовольствие, а титулярный советник Пушкин, выслушав при открытых присудствия дверях решение, данного 24-го майя, подпискою объявил на оное неудовольствие, и на перенос дела следующие апелляционные деньги всего двадцать пять рублей представил»[396].

Дело по апелляции Пушкина в Петербургской гражданской палате было начато 3 июня 1835 г. и закончено 9 июня 1836 г. 26 августа 1835 г. была подана туда Пушкиным апелляционная жалоба, написанная, как это видно по манере, Верленковым, хотя излагал он дело со слов Пушкина. Дело Петербургской гражданской палаты было обнаружено в 1949 г. Если бы не это обстоятельство, апелляционная жалоба, несомненно, попала бы в отдел «Деловые бумаги» за 1835 г. полного собрания сочинений и писем Пушкина. Между тем публикация ее в 1951 г. ограничилась лишь подписью Пушкина и кратким содержательным пересказом, о чем нельзя не пожалеть. Жалоба весьма колоритная: другого подобного документа нам в биографии Пушкина обнаружить не удалось. Помимо того, что связано с чисто судебным «красноречием», документ свидетельствует о деловой (житейской) беспомощности Пушкина, не умевшего подобрать себе хорошего стряпчего. При этом надо иметь в виду, что Пушкин эту жалобу читал и, несомненно, одобрил (это обстоятельство делает необходимым введение документа в отдел «Деловые бумаги» нового пушкинского издания):

Всепресветлейший Державнейший Великий Государь Император Николай Павлович Самодержец Всероссийский Государь Всемилостивейший.

Приносит жалобу титулярный советник Александр Сергеев Пушкин на неправое решение Санкт-петербургского надворного суда 4-го Департамента, о чем моя жалоба тому следуют пункты.

1-й. Вышеупомянутого Надворного суда 4-й Департамент имел в рассмотрении своем дело, поступившее в тот суд при сообщении здешней Управы благочиния прошлого 1834-го года декабря 21-го дня: о взыскании с меня фридрихсгамским купцом Петром Жадимировским по контракту за наем в доме его, состоящем 1-й Адмиралтейской части 2-го квартала под № 132-м, квартиры, якобы следующих тому Жадимировскому с меня 1063 рубли 33½ коп. денег решением своим, состоявшимся сего 1835-го года 15-го, а подписанным 30-го минувшего апреля, определил: претендуемые тем Жадимировским деньги с меня взыскать, подвергнув меня штрафу с той суммы по 5-ти копеек с рубля и за бумагу 8 рублей денег; каковое решение Надворный суд учинил в обиду мою, сколь несоответственно законов, столь и с самим существом дела, как видно будет из нежеписанных обстоятельств.

2-й. [Далее идет изложение контракта Пушкина с Жадимеровским от 1 декабря 1832 г.] <…> при наступлении в том 1833-го года лета в первых же числах июля вознамерился я переехать из занимаемой в доме Жадимировского квартиры на дачу, с тем предположением, чтобы временем жительства на оной приискать себе другую квартиру <…>, оставя тогда в той квартире малозначущее имение, о каковом переезде и нежелании более иметь той квартиры в то ж время объявлено было с моей стороны тому хозяину купцу Жадимировскому, от коего в том никакого спора и противоречия не сделано, следовательно заплативши я деньги, как выше сказано по 1-е число августа, исполнил всю обязанность контракта, не только за три месяца, но гораздо прежде и очистил оную не по собственному одному желанию своему, а сопряженному с таковым же и его, Жадимировского, согласием, что доказаться может тем, что после того объявления управляющий вероятно по приказанию Жадимировского прибил к дому билет об отдаче той квартиры, которую многие особы, желающие нанять ту квартиру, смотрели. Причем находился мой человек, а иногда и я при случае приезда сам видел, но в конце того ж июля месяца управляющий тем домом (имя коего доселе не знаю) настаивал, дабы я оставленное мною малозначущее имение, состоящее в одном скарбе,