Генералу, впрочем, очень скоро стало понятно, что бежать в таком стиле – это уже явный перебор и он, взмахом руки, остановил представление.

– Нет, – разрешил он великодушно, – пусть будет, как было. Теперь попробуем с чемоданами. Майоры разошлись, чтобы взять чемоданы, стоявшие у одного из гаражей. Затем все повторилось снова.

Я сидел и не верил своим глазам. Как такое вообще может быть? Как это возможно, что вот такое ничтожество, согласившееся бегать канканом на глазах у всех, уже через какой-то час, как ни в чем не бывало, пытается кем-то командовать? И как вот это нечто, которое не уважает даже себя, может кого-то гноить в нарядах уже которые сутки? На самом деле, ответил я тогда сам себе, все довольно просто: он как раз и мстит мне за все эти издевательства над собой, потому что не может отомстить вот этому самому карлику в лампасах. Очевидно, что это бессилие перед властью и безнаказанность последней, пробуждают в людях одно из самых низких, самых животных свойств, которые, как ни парадоксально, открывают некие каналы внутри, позволяющие им кем-то управлять. Все это напоминает пищевую цепочку в животном мире. Кто-то наверху, наверное – маршал, «прессовал» этого самого карлика, тот озлобившись, приехал сюда и начал тотчас отыгрываться, например, на этих трех майорах. Окурков будет сегодня злее собаки, и отыграется на мне, заслав в наряд на следующие сутки. Предполагается, что я стану измываться над бойцами, отчего они будут чаще мыть полы и потому станет чище, а потом они вернутся в казарму иначнут издеваться над теми, кто еще не может за себя постоять. Я видел очень немного людей, кто останавливал зло на себе, не пытаясь мстить обидчикам, а уж тем более- случайным людям, которые просто не способны ответить. И вот тогда я и подумал, что в руках именно этих людей находится решение, будет ли наш мир лучше или же останется таким, какой он есть, и в этой связи – будет ли он вообще?..

 ***

Как я и думал, моя война еще далеко не закончилась. Я заступил помощником дежурного по части вместе с Акимычем, который, в свою очередь, заступил дежурным. Караул был тоже от нашего дивизиона.

Часам к одиннадцати вечера мы уже обсудили все новости. Корыхалова, -рассказывал Акимыч, – выпустили, но тут же впаяли десять суток. На нашей губе сидеть – видишь ли– не положено. Не официальная она, для показух только. Так что, убыл он в Киев. Двигатели нашлись, только почему-то на какой-то автобазе в Чернигове. Сама показуха будет через два дня, но наш дивизион выходить не будет. На нас будет вся служба в течение трех суток. Ага! Приготовься еще на трое…

Акимыч был, в сущности, наверное, неплохой, но с обычной «армейской гнильцой». Он, например, запросто мог наобещать с три короба и потом сделать круглые глаза, мол, я такого не говорил. Он мог потребовать что-то украсть в другой батарее, с командиром которой еще вчера пил. Он всегда стрелял сигареты, даже у бойцов, хотя зарплатата у него была куда больше моей, а уж о бойцах я и не говорю. В общем, он был обычный человек данной системы, системой же под себя и «заточенный». Любопытно, что «заточка» эта, во всяком случае, в нашей бригаде, происходила на удивление скоро. Меня поражало, насколько другими были люди, которые переводились к нам из ЗабВО или ТуркВО, и насколько быстро – от силы месяца через четыре – они становились такими же, как и все в этой прóклятой бригаде.

Вдруг к КПП подъехала машина. Через секунду хлопнула дверь:

– Не УАЗик, «Жигули», скорее всего, – сказал как бы между прочим я.

– Семерка, – задумчиво добавил Акимыч.

Еще через секунду на проходную вбежал Осипов. Мы с Акимычем встали, отдали честь, но Осипов замахал рукой, мол, сидите – некогда.

– Значит так, – без предисловий начал он, – Подкинули нам вводную16 мать их за ногу!

– Что еще? – поинтересовался Акимыч.

– Да есть там какой-то генерал Пахомов из штаба армии. Так ему показалось, что у нас на плацу линии недостаточно яркие! Завтра, б…, строевой смотр, вот он и велел все за ночь перекрасить… Да еще как! Повез меня к танкистам в Чернигов, чтоб я посмотрел как надо. Так эти козлы, понимаешь, каждую белую линию по сторонам черной краской оттенили. В общем, не знаю… Белой краски я еще найду, а что с черной делать – не знаю.

– Так какая ж покраска, товарищ майор, дождь же на улице!

Я глянул в окно – и правда, начал сеяться мелкий осенний дождь.

– Не знаю! Краску белую дам, а остальное – сами!

– А черную где мы посреди ночи возьмем? – взмолился Акимыч.

Интересно, что весь идиотизм поставленной задачи он принял как должное и как-то уж очень быстро.

– Не знаю. Баранову позвоните, может…– неуверенно ответил Осипов.

– Гуталин! – таинственно и с каким-то странным восторгом произнес Акимыч.

– Чего? – не понял Осипов.

– Мы вместо краски гуталином белые полосы по бокам оттеним.

– А что…– задумался Осипов, – Давай! Значит, мысль заработала! Это хорошо!

– Так вы Червинскому скажите, чтоб дал со склада, а то у нас и на смотр не у всех есть, чтобы показать. Я уж про чистку сапог не говорю.

Осипов сделал кислое лицо, на котором выразилась целая гамма презрительно-брезгливых чувств, мол, вот как вы, б…, умеете все испортить! Ведь вот хорошо же так все начиналось, ан-нет – выдай им то, выдай се! А чтоб смекалку проявить – так это – хер с лампадным маслом…

Он, мотнув головой, подошел к телефону и потребовал у телефонистки хозвзвод.

– Дневальный, Осипов говорит. Разбуди посыльного за Червинским. За прапорщиком Червинским, говорю! ..Да… Ну, и пусть сбегает за ним, че тут непонятного? Я его на КПП дождусь, проинструктирую. Посыльного, говорю, на проходной жду через пять минут. Можно без оружия. Да. Вот так. Время пошло! Конец связи.

– Значит, вы поняли. Чтоб до утра все сверкало.– Осипов уже повернулся к выходу.

– А краску где получить? -то ли спросил, то ли взмолился Акимыч тоном обманутого Варфоломея Коробейникова.

– Краску? – не понял Осипов, и повернулся в полкорпуса.

– Ну да, белую!

– Ах, да. Она у Пиняева в каптерке, если он сука не сп**дил еще… – Он снова подошел к телефону:

– Хозвзвод мне…

И после двухсекундной паузы:

– Дневальный! Это снова Осипов. Дай-ка мне дежурного по взводу!

И снова после сколько-то секундной паузы:

– Скажи мне, сержант, кто может каптерку Пиняева