Комната освещалась не электричеством от велосипедного генератора, а керосиновыми лампами, стоящими на длинном рабочем столе,- лампами, фитили которых шипели и мерцали под стеклянными колпаками. Свет от них казался не менее ярким, чем от такого же количества стоваттных электрических лампочек, поэтому Шейн натянул края капюшона налицо.

Остальные, и Питер в том числе, уже сидели за столом. Только Шейн оставался стоять. Ему никогда в жизни не доводилось делать ничего подобного, и в этот момент он ощущал внутри пустоту - чувство изолированности, завладевшее им, как только он увидел этих людей.

– Тебе надо будет убедить их,- сказал ему Питер по дороге на эту встречу.

Но такого рода конфронтация была вовсе не для него. Он инстинктивно понимал это. Он всегда старался избегать толпы и сборищ. Он был одиночкой и мог с успехом вести разговор или спор один на один, но никогда не испытывал желания обращаться ко многим людям сразу. Оказаться в такой ситуации было своего рода насмешкой, если принять во внимание его инстинкт избегать группировок и организаций. Похоже, события стремятся увести его от этого инстинкта с того самого момента, когда он нацарапал фигурку Пилигрима на стене в Аалборге.

Единственный шанс, подумал он, глядя на их лица,- это быть самим собой, дать свободно излиться словам и не пытаться спрятать свою особую суть. Он никогда не сможет быть одним из них, поэтому не стоит и пытаться. У него никогда это не получалось в детские годы и в школе, не получится и сейчас. Может, хотя бы некоторые из них поймут, что значит быть другим и выделяться из общей массы людей.

– …Мы здесь в полной безопасности,- говорил Питер с дальнего конца самодельного стола для переговоров, глядя на Шейна, стоявшего у противоположного конца.- Можешь сейчас снять капюшон, чтобы все увидели тебя. Садись.

– Нет,- произнес Шейн.

Отрицание было рефлекторным - едва не инстинктивным в желании защититься. Но в тот момент, когда слово слетело с губ, Шейн точно знал, почему произнес его.

Он увидел, что все в упор смотрят на него.

– Найди я какой-то способ,- сказал он, нарочито обращаясь к Питеру и продолжая стоять,- я бы стер свою внешность из вашей памяти. Я знаю алаагов лучше, чем кто-либо из вас. Можете этому верить или нет - это ваше дело. Если вы в это поверите, то поймете, что выиграете от сотрудничества со мной; но я потеряю все, если один из вас когда-то окончит свою жизнь, перед тем опознав меня. Так что либо я буду вести с вами дела, не открывая лица, либо не буду вовсе.

– В таком случае, какие же дела мы собираемся вести вместе? - спросил Питер.- Именно это мы хотим услышать.

Сидя на дальнем конце стола, Питер не очень-то походил на человека, наделенного властью над всеми присутствующими, некоторые из которых вступили уже во вторую половину жизни и больше походили на лидеров, чем он. По-мальчишески круглолицый и круглоголовый, с короткими прямыми волосами, на вид лет двадцати с небольшим, он был все же, видимо, старше, судя по авторитету, которым пользовался у этих людей, а также у тех, с которыми Шейн видел его в Милане.

– Я собираюсь предложить вам план избавления от алаагов,- начал Шейн.- То самое, что вы и другие вроде вас пытаются сделать со времени высадки пришельцев, но без особого успеха, если не считать посиделок и разговоров или разрисовывания стен…

За столом послышался ропот, напоминающий ворчание. Лица не выражали приветливости.

– Нравится вам или нет, но это факт,- сказал Шейн.- Повторяю, я знаю алаагов. С моей помощью у вас появится надежда. Без меня у вас не больше того, что вы имели всегда,- а это совсем ничего. Ваше положение здесь не внушает энтузиазма. Я много думал, прежде чем решиться снова пойти на контакт с людьми.

Он помолчал. Никто не заговорил.

– Хочу, чтобы вы полностью уяснили себе ситуацию,- продолжал он.- Я могу вам помочь, но мне придется жизнь на это положить. Я знаю. Вы все делаете то же самое. Но вы сделали свой выбор. Для меня работать с вами означает рисковать так, как никому из вас, и от вас зависит, пойду ли я на это. Это зависит, в сущности, от того, сможем ли мы договориться работать вместе на моих условиях.

Он снова помолчал.

– Вы похожи на шпиона чужаков,- сказал человек лет сорока с лишним, с тяжелой челюстью, сидящий слева от Шейна, посредине стола. Шейн рассмеялся, и горечь этого смеха поднялась из желудка в горло подобно изжоге.

– Вот прекрасный пример того, почему вам никогда не удавалось самостоятельно совершить нечто значительное против алаагов и никогда не удастся,- заметил он.- Именно ваша позиция делает вас беспомощными там, где дело касается чужаков. Вы никак не можете отказаться от мысли, что равны им, с той только разницей, что они имеют колоссальные преимущества в технологии над всем, что когда-либо создало человечество. Вы думаете, что они, в основном под броней и без оружия, нам ровня…

– А что, разве нет? - прервал его мужчина с тяжелой челюстью.- Всего лишь чуть больший рост и лишние мускулы - в этом вся разница, а ведут себя, как будто они боги, а мы - грязь у них под ногами!

– Возможно.- Шейн покачал головой.- Дело не в том,- сказал он,- равны ли вы им на самом деле, а в том, что вы думаете, что равны. В результате вы считаете само собой разумеющимся, что они думают о вас то же самое, а это настолько далеко от их образа мыслей, что им трудно было бы понять, как вы могли вообразить нечто подобное.- Он сделал паузу. Доходит ли до них хоть какой-то смысл? Он продолжал: -Для вас имело бы смысл послать шпиона на поиск возмутителей спокойствия среди подчиненного народа. Для них… вы бы послали лабораторную мышь шпионить за другими мышами? Может ли мышь быть шпионом? А если да, то что могла бы она сообщить вам, кроме того, что другие ее сородичи находятся в комнате,- а вы об этом и так знаете. Рано или поздно с помощью яда или мышеловок вы отделаетесь от мышей, так зачем заниматься чепухой и посылать такого же зверя, чтобы «шпионить» за ними?

Шейн перестал говорить. Сидящие вокруг стола смотрели на него и долго хранили молчание. Потом заговорил Питер.

– Прошу прощения, соратники по Сопротивлению,- начал он.- Я пригласил вас сюда на встречу с этим человеком, называющим себя Пилигримом, потому что считал, что он может быть полезен в нашем деле. Я все еще так думаю. Очень полезным. Но я понятия не имел, что он начнет с того, что станет оскорблять нас. По сути дела, я не вижу причины и смысла в его поведении, даже сейчас. В чем дело, Пилигрим?

– Дело в том, что наш разговор не имеет смысла, пока мне не достучаться до вас на том уровне, где ваше сознание было зашорено с самого начала,- отвечал Шейн.- Вам придется взглянуть в лицо некоторым фактам и избавиться от определенных иллюзий, и первая из них - это мечта о том, что однажды вы сможете сразиться с чужаками и победить их. Запомните: будь на Земле только один алааг, окруженный стеной из живой человеческой плоти, обновляемой с той же скоростью, с какой он убивал бы этих людей, вы не смогли бы даже сдержать его, не то что - победить.