– Почему им так кажется?

– Потому что до этого они были безупречно моральными, правильными. И это якобы дает им право на поступок другого свойства.

Кира тогда задумалась – такое непростое понятие из психологии, по ее мнению, не могло подходить к ее отношениям с матерью. Но сейчас, глядя, как бабушка радуется внучке, она вдруг поняла, о чем говорила Люда Воронова. «Мама считала себя непогрешимой. И когда замуж меня выдавала, и когда пыталась быть судьей в наших с Виктором отношениях, и когда отказала мне в помощи. И скорее всего, она считала себя правой, даже осознавая жесткость и несправедливость принимаемых ею решений. Но она считала, что имеет на это право, ее собственный опыт был безупречен», – думала Кира.

– Это хорошо, что мы тебя встретили. Лена очень хотела у тебя погостить, – сказала Кира матери.

Дома Кира, чтобы отвлечь себя от грустных мыслей, затеяла уборку и даже вздрогнула, когда кто-то постучал в окно.

– Здравствуйте! Извините, что напугал. – Крылов стоял под дубом и жмурился от солнца.

– А я решила все помыть, пока дочка у бабушки…

– Вы написали текст? – напомнил Крылов.

– Почти, – покраснела Кира.

Ее смутила собственная переменчивость. Сегодня утром она уже не видела ничего страшного или непозволительного в поездке на неделю. Но в глубине души еще сомневалась. И ей нужен был кто-то, кто подтолкнет к окончательному решению.

– Бросайте все и садитесь писать.

– Может, войдете в дом?

– Вот спасибо, с удовольствием. Дорога к вам красивая, но долгая.

Крылов вошел.

– Вот, – Кира протянула лист бумаги Крылову, – только я плохо себе представляю, как мы это подпишем.

– Просто. Вы знаете, где… эээ…. бывает ваш муж?

– Теперь знаю.

– Мы сейчас такси вызовем.

– Зачем такси? Мы можем поехать на моей машине, – предложила Кира.

– Вы водите?

– Давно.

– Здорово. Уж извините, но сегодня я воспользуюсь вашим навыком… – смутился Крылов.

Они выехали через полчаса. Кира уверенно вела машину, чувствуя, что Крылов искоса поглядывает на нее. И ей даже показалось, что смотрит он с симпатией. Впрочем, она тут же себя одернула: «Нашла о чем думать! У тебя суд, дочь, долги!» Вернув себя таким образом в состояние привычного напряжения и угнетения, она тяжело вздохнула.

– Это вы зря, – вдруг сказал Крылов, когда они выехали на шоссе.

– Вы о чем? – удивилась Кира.

– Только что рядом сидела спокойная, довольная собой женщина. Она была в хорошем, боевом настроении, а вот теперь я вижу унылые плечи, опущенную голову и поджатые губы.

– Как вы это можете видеть, – язвительно сказал Кира, – если я сижу боком к вам?

– Видеть – это аллегория, – ответил Крылов, – правильней сказать – чувствую.

– Я не виновата, что у меня столько проблем.

– Не виноваты. И слава богу, что понимаете это. Хуже, когда человек начинает корить себя за то, за что не нужно.

– Даже если в этом есть вина человека?

– Иногда мы берем на себя не свою вину, а вину обстоятельств.

– Обстоятельств? Это очень удобно, наверное, винить во всем обстоятельства.

– Человек всегда и во всем сомневается. Но стоит иногда давать себе отдых и отстраняться от происходящего. Чтобы понять, какие шаги нужно предпринять.

– У меня не получается. Слишком все серьезно.

– Понимаю, – кивнул Крылов, – но…

– Простите, мы приехали, – оборвала его Кира.

При виде дома Зениной, при одной мысли, что она сейчас встретится с мужем и его любовницей, у нее вспотели руки.

– Не волнуйтесь. Они дома. Пахнет чем-то вкусным, – спокойно сказал Крылов.

Он вышел из машины, помог Кире, и они вместе подошли к высокой глухой калитке. Крылов решительно нажал на кнопку звонка.

Ждали довольно долго, и наконец калитка щелкнула, Крылов толкнул ее, и они с Кирой вошли во двор.

– Простите, вы по какому делу? – начальственно спросила Зенина.

– Мы по делу о нанесении побоев законной супруге, – радостно ответил Крылов, слегка подтолкнув вперед Киру.

– Не понимаю! – воскликнула Зенина.

– Ну так не вы же наносили побои. А Виктор Стрельцов.

– И что вы хотите?

– Мы хотели бы подать заявление в полицию. Справки от медиков у нас есть.

– А свидетели есть?

– А то! – еще радостней отвечал Крылов. Он вообще вел себя так, словно дурачился.

Зенина озадаченно замолчала. Гости действительно вели себя странно. Впрочем, несмотря на замешательство, Марина Игнатьева разглядела ссадину на лбу Киры.

– Позвать Виктора? – спросила она нерешительно.

– Позовите, позовите, что это он прячется? – сказал Крылов.

– Я не прячусь. – Виктор вышел на крыльцо.

Он-то как раз старался не смотреть на Киру.

– Думаю, вы разговор слышали? – как ни в чем не бывало спросил Крылов.

– Ну, слышал. Только нет у вас свидетелей. А я буду отказываться от всего…

– Подожди, – вдруг остановила его Зенина, – вы хотите что-то предложить?

– Не то чтобы предложить, а договориться. Ребенка надо вывезти на неделю за границу. Пусть Виктор подпишет бумагу, и мы забудем о полиции.

Марина Игнатьевна важно спустилась с крыльца. До этого мизансцена напоминала приход странников к барыне.

– Что надо подписать? – спросила она значительно.

– Вот, обычная форма – разрешение на выезд. – Крылов передал бумагу.

– Что это мы стоим? Давайте в беседку пройдем. Виктор, подойди, – опять же важно сказала Зенина.

Все прошли в беседку, причем Виктор плелся позади всех. Впрочем, лицо он делал суровое и независимое.

– Думаю, надо подписать, – сказал Марина Игнатьевна.

– Это будет справедливо, – серьезно сказал Крылов, чуть наклонив голову.

Зенина только на миг задержала на нем взгляд, словно бы убеждаясь, что он не иронизирует.

– Виктор, подпиши, люди ждут, – скомандовала она.

– Зачем это? Куда это? Ребенка срывать, – попробовал возражать Виктор.

Но Зенина так весомо промолчала в ответ на его слова, что он взял ручку и поставил подпись.

– Спасибо, до свидания, – обратился Крылов к Зениной, а она растерялась – вроде никакого подвоха, но что-то мешало удостовериться в искренности гостей.

– Вот и все, теперь можно оформлять документы. Завтра приезжайте в Москву, я вам адрес дам, вам помогут, билеты выдадут… У вас «шенген» долгий?