— Он женат?

— Говорит, что разведен.

— Ты с ним знакома?

— Конечно. Раза два Никола заходила с ним сюда, и однажды он нас обеих приглашал пообедать в «Кларидж». Он там останавливался.

— В таком случае он, должно быть, при деньгах, — Кэрри нахмурилась. — Ма, тебе он не нравится?

— Ну что ты, по-моему, с ним все в порядке: лет пятидесяти, не слишком привлекателен.

— А Никола? Ей он нравится?

— Думаю, да.

— Тогда что тут страшного?

— Но она ведь ничего о нем не знает!

— Ма, ей тридцать пять лет. Она в состоянии сама о себе позаботиться и даже вправе наделать ошибок, если пожелает.

— Дело не в этом.

— А в чем? Объясни.

— Кэрри, как ты не понимаешь? Дело в Люси.

— Ты хочешь сказать, что Люси он не приглашает?

— Очень даже приглашает, но она отказывается. Говорит, что не хочет ехать во Флориду, что она там никого не знает, что ей нечего там делать и что на самом деле Рэндалу она не нужна. Он пригласил ее только потому, что так положено.

Кэрри преисполнилась сочувствием к племяннице.

— Я ее понимаю. Сколько ей лет? Четырнадцать. Наверное, она себя чувствует как рыба, выброшенная из воды. Думаю, не очень-то приятно видеть, как твою мать трясет любовная лихорадка.

Шея Доди чуть-чуть порозовела — верный признак того, что она смущена. Она ненавидела, когда ей возражали, вынуждая ее отстаивать свою точку зрения.

— Но девочке предоставляется редкая возможность! Посмотреть мир…

— А если она этого не хочет?

— Ну а здесь что она будет делать?

Так, подумала Кэрри, теперь мы подобрались к самой сути.

— Ты имеешь в виду, на Рождество? Останется с тобой. В конце концов, теперь это ее дом. Куда же еще ей идти?

Доди ответила не сразу. Она поднялась, отошла к окну и стала глядеть на реку. Кэрри ждала. Наконец мать повернулась к ней.

— Я не могу остаться с ней. У меня своя жизнь. У меня свои планы… Я хочу поехать в Борнмут с Фриманами. Они каждый год туда ездят, останавливаются в отеле «Палас». И пригласили меня поехать с ними. — Ее тон ясно говорил, что в этом головокружительном плане Люси места нет. — Я теперь не так молода, как прежде. Прошло то время, когда мне приходилось заниматься детьми. И я не собираюсь менять свои планы ради упрямой девчонки.

Я в этом и не сомневалась, подумала Кэрри. Помолчав, она сказала:

— А что ее отец? Майлс? Не может ли она провести Рождество с ним и его новой женой? Или теперь они не видятся?

— Нет, конечно видятся, — Доди вернулась на свое место, села, подалась вперед. — Изредка она проводит с ними воскресенье, но без особого восторга.

— У них ведь нет детей?

— Нет. И сомневаюсь, что когда-нибудь будут. У его жены на уме одна карьера, — проговорила Доди, скривив губы. — Дети не вписываются в ее жизнь.

— Значит, они не возьмут Люси на Рождество?

— Я позвонила Майлсу и все ему рассказала. Мне пришлось это сделать, потому что Никола отказывается даже произносить его имя. Но Майлс с женой на Рождество собираются в Сен-Морис кататься на лыжах, причем в компании одни взрослые. Люси никогда не каталась на лыжах, кроме того, она диковата с незнакомыми людьми. Майлс сказал, что она им все испортит.

Кэрри стало отчаянно жаль ребенка, заброшенного черствыми, враждующими между собой родителями. Она сказала, стараясь, чтобы ее слова не прозвучали слишком холодно:

— В таком случае, по-моему, у тебя нет выхода.

— Никола решительно настроена ехать во Флориду. Ты ее знаешь, она та еще эгоистка. Я так много сделала для нее…

— Может, она просто хочет немного развлечься.

— Немного развлечься… — с горечью повторила Доди, придав словам почти непристойный оттенок.

Кэрри наблюдала за матерью. Ей вдруг показалось, что Доди не хочет встречаться с ней глазами. Смотрит вниз, теребит обшлага жакетика, поправляет золотую пуговицу.

— Теперь понимаешь, что я имела в виду, когда говорила, что твое возвращение из Австрии оказалось очень кстати.

— Ты хочешь, чтобы я избавила тебя от Люси.

Доди подняла взгляд.

— У тебя уже есть какие-то планы?

— Ма, я только что вернулась. У меня не было времени строить планы. У меня даже нет дома, я не могу вернуться на Рэнферли-роуд до конца февраля. Живу на чемоданах. Я не в состоянии никого принять.

— Об этом нет речи. Я просто подумала, может быть… — Доди замялась, — твой отец…

— Джеффри?

— Для тебя он теперь Джеффри?

— Я стала называть его так после развода. Он мой отец, конечно, но он также муж Серены и мой друг.

Доди едва заметно передернуло, но Кэрри не обратила на это внимания и жестко продолжила:

— Не думаю, что из этого что-нибудь получится.

— Но ведь он дедушка Люси. И, конечно…

— Послушай, ма. Я разговаривала с Джеффри. Позвонила ему на следующий день после возвращения. Мы долго говорили, в том числе и о Рождестве. Дело в том, что к ним на праздники приезжают брат Серены с женой и ребенком. Эмбло будет забит до отказа, ни дюйма лишнего, куда уж тут еще двое.

— Ты могла бы попросить…

— Нет. Это нечестно по отношению к Серене. Она не сможет нас принять и будет мучиться из-за этого. Поэтому я не буду спрашивать.

— Ох! — Доди вздохнула и откинулась в кресле. Она была похожа на воздушный шар, из которого вышел воздух, — сморщенная, постаревшая. — Я так больше не могу. Все это выбивает меня из колеи. Никакой поддержки, ни от кого, даже от членов семьи!

— Но, ма…

Кэрри не закончила. Послышался звук ключа, поворачиваемого в замке, дверь открылась и снова закрылась.

— Это Никола, — сказала Доди, хотя могла бы и не говорить. Она подобралась, поправила волосы, оживилась.

Никола вошла в гостиную. Кэрри встала, повернулась к сестре.

— Привет, — сказала она.

— Кэрри! — Глаза у Николы округлились. — Какого черта ты здесь делаешь? Ты же была в Австрии.

— Была. А теперь вернулась.

Сестры смотрели друг на друга. Они никогда не были особенно дружны, никогда не делились секретами. Кэрри пришло в голову, что в пору зрелости Никола стала еще больше походить на мать: тот же рост, та же изящная фигура, густые темные волосы. Тот же маленький злой рот. Если поставить рядом, их легко можно принять за двойняшек.

Думая о Николе, Кэрри всегда представляла ее в каких-то тщательно продуманных одеяниях. Юбки и специально подобранные к ним свитеры. Туфли, подходящие к сумкам, шелковые шарфы точно под цвет губной помады. Словно кукла, вырезанная из картона, которую одевают в бумажные наряды с отгибающимися ушками: бумажное пляжное платье, пальто с меховым воротником для зимних прогулок, кринолин и шляпа с полями и козырьком для маскарада. И сестра не обманула ее ожиданий — на ней был безупречного кроя брючный костюм и жакет из искусственного леопарда. Шоколадно-коричневая замшевая сумочка и точно такого же цвета замшевые сапоги.