— Имел наличие, говоришь, — встрял начальник поезда, — а что ж ты его не повязал, не сунул под полку? Или упустил?

— Упустил, — повинился Пастух. — Он слишком внезапно возник и так же внезапно исчез…

Пастух в общем-то не соврал. Все и впрямь случилось внезапно: и появление Слима в поезде, и исчезновение его из оного. А прочие подробности про Слима и личные взаимоотношения с ним Пастух пробалтывать не стал. Ни к чему это.

— И чем я тебе могу помочь? — спросил начальник поезда. — Остановить поезд? Могу. Он в этом рейсе уже останавливался нештатно, можно продолжить… Ты сойдешь. И что потом? Как в песне: мы пойдем с конем по полю вдвоем? Плохо себе представляю…

— Останавливать не надо, — сказал Пастух. — И сходить не хочу. И помогать мне пока не надо. Я всего лишь информирую. Мало вам недавних приключений с бандой?

— Хватает. Но мы были предупреждены о возможном нападении. И вояки тоже. Сошло ведь все удачно, верно? Я, кстати, тебя заметил. И у машинистов еще: там твой парень был?

— Мой. Кто старое помянет, как говорится… Я не о минувшем. Я просто предупреждаю на ближайшее будущее: возможны нежелательные инциденты.

— Чуйка у тебя, что ли, такая?

— Можно и так сказать.

— Спасибо, Пастух, за упреждение. Учтем. Выпьешь на дорожку?

Последний вопрос явно предполагал конец беседы и немедленное расставание.

— Пойду я. — Пастух встал, оперся обеими руками о приоконный столик, наклонил голову, глянул в лицо начальнику поезда. — Спасибо, что выслушали.

И пошел было обратно.

Ан карточный партнер и собутыльник поездного начальника вслед на отменном русском языке вопрос кинул:

— А не бывал ли ты когда, мил человек, в городе Хорог?

— Случалось, — подтвердил Пастух.

И вспомнил: август девяносто третьего года, страна уже второй год как разваливается вовсю, нежданный инцидент в тамошнем аэропорту, группа вооруженных боевиков пытается высадить из рейсового «ЯК-40» собравшихся в Душанбе пассажиров, ор, мат, жара, восемьдесят с лихом человек вбилось в узкое тело самолетика, штатно вмещающего всего тридцать два. Плюс — экипаж…

Наличествовал этот мужик, корешок начальника поезда, в том самолете или рядом с самолетом, и автомат у него был, и бородка, кажется, имела место… Времени с того пролетело аж двадцать лет!..

А память на лица у Пастуха профессиональной была, отчетливой. Что однажды в памяти отметилось, то не пропадает. Как, выходит, и у карточного партнера поездного командира.

Спросил вежливо:

— Нормально тогда долетели?

— Сам, что ли, не знаешь? — засмеялся мужик. — Доехали, блин… В речку Пяндж и доехали. На резиновом ходу. И ку-ку. Четверо всего выжили…

— Вы — один из четырех?

— Я — один из оставшихся на летном поле. Экий ты, однако, памятливый, сил прямо нет.

— Профессия, — сказал Пастух. — Да и вам на память, полагаю, сетовать зря…

— Что было, то сплыло, — сказал мужик. — Присядь, выпей с нами водовки, помянем старое.

Пастух сел. Ему было любопытно: столько ж лет с того пролетело, он в девяносто третьем совсем молодым был, в Таджикистан попал с третьего курса училища, хотя пострелять уже много удалось… Странная встреча!.. Ощущение, будто в этом поезде нарочно собрались или еще собираются — долгий путь впереди! — тени незабытого живого прошлого: Слим, мужик из Хорога, да и Стрелок — тоже «прошлый» человек…

Мужик прибавил к двум стопарикам третий чистый, разлил водку, сказал:

— Ну, как у нас на Востоке иной раз говорят, за ненужные встречи!

Чокнулись. Выпили. Закусывать не стали.

— А вы до сих пор в Хороге живете? — Пастух, как кошка, трогал лапой воду, коснулся прошлого — не забытого ничуть.

— Бывает и так, — сказал мужик. — Я вообще-то много где живу. Вот во Владике пожил. Доеду до Москвы — в ней поживу.

— А по профессии вы кто?

Вопрос вроде бы казенный, «железнодорожный»…

— Странник я, — засмеялся мужик. По-русски он говорил без малейшего акцента. — Человек мира. На одном месте неинтересно, путешествовать люблю.

— А еще что любите?..

Задавал, как школьник, общие пустые вопросы, а на самом деле пробовал раскачать восточного неговорливого человека — вдруг да что сорвется с языка, хоть бы и намек, хоть бы и краешек его сути. Хотя, понимал, вряд ли, не на того напал.

— Люблю любопытных. Бог знает, говорят, а любопытный вызнает, — сказал мужик. Он, отметил Пастух, говорил по-русски вообще без какого-либо акцента. Но предпочитал короткие фразы: сказал, как черту подвел. — Давай знаешь за что выпьем? За любопытство. Оно столько хорошего людям принесло! И столько плохого… Ты в дороге. Ты домой едешь. У тебя, слыхал, подопечный здесь в поезде есть. Верней — подопечная. Береги ее. Она хорошая женщина. Хоть и немолодая…

— Вы ее что, видели?

— Я тебя вижу. Этого довольно. Иди воин, иди, отдыхай. Случится что — ты знаешь, где меня и моего друга искать…

Это даже не намек был, а приказ.

Пастух встал, сказал:

— Спасибо.

И пошел себе.

Никаких пророков ни в каком отечестве как не было, так и нет. Вымерли как вид. А игра — она по-прежнему его игра. Личная. И похоже, неостановимая. Надо идти дальше и помощи особой ни от кого не ждать. Никто, кроме тебя. Кино, кажется, такое по ящику пару раз подглядел, кино забыл напрочь, а вот название вспомнилось… А жучок-передатчик, который он прицепил к обратной стороне приоконного столика, должен был работать. Пастух заложил себе в ухо вкладной наушник, «вкладыш», услышал голос:

— Чего он приходил?

— Болеет за дело. — Это начальник партнеру своему ответил. И добавил: — Все они *censored* «конторские», ненавижу…

Ага, подумал Пастух, ненавидишь и — правильно. Он тоже не очень любил штатных «конторских» — занудные они были и беспричинно гонористые. Те, кто в «поле», в «деле», в «игре» — вот они-то настоящие, нормальные, свои. Но про них мало кто знает, что они — «конторские»…

Хотя вот партнер, темный восточный человек из прошлого, не согласился:

— Ненавидеть — это очень непродуктивно нынче. И болезни всякие от ненависти ползут. А парень этот — себе на уме и вправе так жить. Он — воин, я его помню…

Пастух вернулся к себе в купе. Марины не было. И Стрелок из своего купе куда-то исчез. Это было к месту, хотелось переварить разговор. Странная случилась встреча — через годы буквально и через расстоянья. Он не так уж чтобы и хотел поставить начальника поезда в известность о случившемся, о появлении и исчезновении Слима, он, вероятно, как чуйкой своей любимой чуял, пошел к одному — ну просто послушать еще пару версий происходящего от большого железнодорожного командира — и напоролся на совсем другого. И непрост был этот другой! Явно умный, битый-перебитый восточный человек, наверняка не бедный, и это мягко сказано, туманно говорящий и что-то в виду имеющий. А что — Бог знает. Не Пастуха это дело. Его дело было — предупредить об особо опасном, раз, а два — хотелось глянуть на начальника поезда. Уж и много проехали, а ехать все ж далеко. Мало ли что…