Все стало более понятным вообще, но в частностях по-прежнему царствовал дремучий лес. Что потом будет, как будет, откуда будет, да и почем станется? Ждите ответа…

Машинист впереди гуднул призывно, пассажиры поняли и потянулись в вагоны. Ничего и никого подозрительного Пастух за время краткой стоянки не углядел. Пора ехать дальше… Успел подойти к вагонной лесенке — помочь Марине взобраться на ступеньки.

Стрелок за спиной спросил:

— Камеры в тамбурах снимать можно?

— Пусть повисят — хлеба не просят, — ответил Пастух. — Я перебдел, я и сниму. Попозже… Час который?

— Полдень без трех минут. По местному. Через три часа с копейками — Ачинск… А ты что, Пастух, думаешь, что все тип-топ стало? Слим испарился и нет его? Я бы на твоем месте остерегся.

— А я и не расслабляюсь. И ты не отдыхай. В этом чертовом поезде все может случиться. Привстанем, например, в Ачинске, а там нас Слим и ждет. Или еще кто-нибудь из славного прошлого… Или он опять в поезде, но уж и в ином обличье…

— Что он, дьявол, что ли?

— С недавних пор в это как-то мучительно верится, — сказал Пастух.

Водка не подействовала на него совсем — ну как воду выпил. Да и то понятно: двести граммов — не груз никакой. Разве что думалось как-то вязко, лениво, без азарта — так, мимоходные мысли, ничего конкретного. Да ничего конкретного и не было обок: поезд шел скоро, стучал колесами, пейзажики за окнами размытые мелькали, небо вон синее, а солнце желтое, пассажиры в вагоне притихли как-то, этакая идиллия настала, железнодорожная, стоит сказать, пастораль…

Вон и трансляция поездная, доселе глухо молчавшая, вдруг ожила. Хрипнуло гулко, музыка пошла, и вкрадчивым низковатым голосом запела певица: опустела без тебя земля… как мне несколько часов прожить… так же падает в садах листва… и куда-то все спешат такси… только пусто на земле одной без тебя, а ты все летишь, и тебе дарят звезды свою нежность…

И — как оборвался голос. Чего-то там в радио хрякнуло, поскрипело и опять тихо стало.

— Чего это было? — ошарашенно спросил Стрелок.

— Песня, — сказал Пастух. — Старая. Хорошая. Фрагмент.

— Хорошая, — согласился Стрелок. — А чего оборвалась-то?..

— Неправильный вопрос, — ответил Пастух. — Надо спросить: а с какого перепугу ее запустили по трансляции? Ладно бы купейное радио, там сеть, а трансляция — это форс-мажор, это прерогатива начальника поезда… Что за глупые шутки?.. Как предупреждение какое-то кому-то… — Помолчал и сам себе ответил: — Что-то я в последнее время всюду чертей вижу, подозрительность замордовала прям… Ну, слушал начальник у себя в купе, ну, включил трансляцию ненароком…

— Бывает, — ни хрена в ситуации не понимая, согласился Стрелок.

— А быть не должно, — сказал Пастух.

— А что ж тогда? — логично продолжал не понимать Стрелок.

— Проехали, — сказал Пастух. — Ты тут с Мариной пообщайся поласковее. Женщина все ж выпившая, хоть и самостоятельная. А я к начальнику поезда в гости схожу. Пора познакомиться…

И пошел, не оборачиваясь. А и то: он сказал, Стрелок выполнил, как иначе?..

А по пути у проводницы-хорошей-девушки полюбопытствовал:

— Начальник поезда в каком вагоне?

— В шестом, — сказала проводница. — А зачем он вам?

— Это я ему скажу, — ответил и пошел по вагонам.

Да и недалеко было.

Пастух не ведал, на кой хрен ему начальник поезда. Ехали себе, ехали без всяких ненужных знакомств, кое-что интересное и неординарное пережили за минувшее время в пути, осталось до Москвы меньше чем половина маршрута, и на фига в данной ситуации умножать сущности, как утвердил английский философ и монах Оккам восемь без малого веков назад. Ан и впрямь так. Но Пастух, не зная внятно, зачем идет, подспудно чуял: надо, надо поглядеть на местного «старшого», с коим во главе в поезде случилось немало нештатных инцидентов. Пусть он даже и ни при чем, а все ж. А невольная или вольная трансляция песни — это всего лишь повод для Пастуха.

Начальник поезда наличествовал в купе не один. Напротив него сидел мужик, кого-то Пастуху сразу напомнивший, а кого — не опознал пока. Память на лица у Пастуха была профессиональной. Этого узкоглазого визави Пастух прежде, похоже, видал, именно так — видал, мельком, мимоходом, на лету, не более того, да и видать он его мог только в тех местах и в тех событиях, где сам присутствовал, то есть — на войнушках разных. А тот Пастуха коли и видел, так не вспомнил. Или хорошо сделал вид, что не вспомнил. А начальника поезда совсем недавно Пастух наблюдал, когда бандиты на поезд напали. С пистолетом начальник был. И стрелял из него, Пастух отметил. Только куда стрелял — неведомо. Может, в татей нападавших, а может, и в белый свет. А сейчас они оба попивали «Столичную», закусывали жареными пирожками и играли в карты. Во что именно — Пастух не определил. Да и не любил он карт. Что-то в этом поезде картежников многовато — от Бонда, несветлой ему памяти, до начальника поезда…

— Здравствуйте, господа хорошие, — сказал Пастух, стоя в дверях, — гостей принимаете?

— А что ж ты без ничего в гости пришел? — спросил начальник вполне еще трезвым голосом.

— Недодумал, — сразу сознался Пастух. — Виноват. Исправиться?

— Мухой, — сказал начальник и заглянул в свои карты. Вытащил одну, даму, показалось, бубновую, кинул на стол…

А Пастух дошел до проводницы, протянул ей пятихатку, сказал:

— Для вашего начальника расстарайся, красивая.

Красивая молча взяла ассигнацию, молча протянула бутылку водки. Неприветливой была красивая, мрачной даже. Что-то ей в жизни не нравилось. Не исключено — пьющие средь бела дня мужики. А как расстараться для начальника, она, как видно, знала отменно.

Вернулся в купе, откупорил бутылку, разлил по рюмкам, там, на столике, кстати, еще две пустых рюмочки на всякий пожарный стояли, вот и сгодились, предложил:

— Со свиданьицем, товарищи начальники.

Прервали игру, чокнулись, выпили, закусывать не стали.

— Ты кто? — спросил у Пастуха начальник поезда.

— Пастух я, — сказал Пастух. — Дело у меня к вам на миллион как минимум.

— Говори, — разрешил начальник.

Пастух выложил на приоконный стол нужную в данный момент ксиву. Серьезную. В кожаных корочках с золотом.

Начальник поезда пошарил по столику, нашел очки, насадил их на нос.

— Ага, — сказал, — доблестные комитетчики бдят нощно и денно. А мы, простые железнодорожники, на кой вам хрен?

— Нет больше комитетчиков, — объяснил грустно Пастух. — Есть федералы-безопасники, фээсбэшники попросту. Но это к слову. А коли к делу, то без простых железнодорожников нам, федералам, никак. Вот мне, например. Спешу сообщить, что в подведомственном вам железнодорожном составе до сего дня имел наличие особо опасный преступник по кличке Белый или Слим, разыскиваемый Интерполом…