И теплый ветер как будто опять овевает городок. Скрипят пальмы на площади. Только ветер, никого больше на пустынных улицах.

Он выполз из-за дымохода, по-прежнему закутанный в темный саван, в котором она увидела его впервые. Встал на четвереньки. Бесформенная масса, еще меньше, чем прежде, похожая на человеческую фигуру, чудовищно неуклюжая. И безобразная. Он ползет по черепице на песню Марии.

Всего шесть минут осталось до полицейского патруля.

На нем, наверное, нет ботинок. Он ползет почти без шума, этот тихий шорох можно принять за шелест ветра, когда он натыкается в своем полете на деревья, дома, углы улиц.

Как он медленно. Знает ли он, что осталось совсем мало времени? Знает ли? Его ноги затекли от долгого ожидания, стали неловкими. Лицо его открыто, тело кажется огромным на коньке крыши, распластанное, как туша на прилавке мясника. Мария, не переставая петь, двумя руками делает ему знак: катитесь вниз по скату. Потом показывает на «Ровер». Показывает, что он должен, скатившись, упасть прямо в «Ровер». Она поет быстрее, еще быстрее, и все тише. Стена с этой стороны глухая, двадцать метров глухой стены на окраине городка. Никто не слышит Марию.

И он делает это. Он изготовился, привстал на колени, потом снова распластался и делает то, что надо. Лицо опять скрылось под темным саваном, и комок потрепанного тряпья непонятного цвета, цвета копоти, устремляется вниз, к Марии.

На улицах по-прежнему ни души. Он катится теперь ловко, стараясь не скрипеть черепицей. Мария усиливает шум мотора. Она все еще поет, не сознавая, что это уже ни к чему. Он здесь, он понял, он спешит к ней. Она поет.

Он преодолел уже метр. Она поет, поет все ту же песню. Тихо-тихо. Еще метр позади. Он преодолел три метра. Ни души на улице, даже ночной сторож, наверно, опять уснул.

Патруль сейчас уже идет от главной площади к северной части городка, к отелю. Такой у него маршрут.

Голоса доносятся с той стороны, сперва громкие, потом приглушенные. Всего четыре минуты осталось, через четыре минуты эти голоса грянут громом в конце улицы, что тянется вдоль отеля. Всего один метр осталось преодолеть Родриго Паэстре.

И когда она уже думает, что ее расчет был неверен, потому что еще не истекли эти четыре минуты, а уже слышно эхо шагов, вот-вот выйдут они на эту улицу, что тянется вдоль балконов отеля, когда она думает, что ей это чудится, что этого не может быть, Родриго Паэстра, наверно, думает то же самое и преодолевает оставшийся метр крыши одним быстрым, ловким движением всего тела, одним броском. Он рванулся вниз. И упал в «Ровер» комок тряпья, мягкий, темный.

Наконец-то. Мария трогает машину с места, когда патруль уже выходит из-за угла. Он упал на сиденье. И по инерции скатился с сиденья на пол. Замер. Он здесь, рядом с ней, на коврике, закутанный в свое покрывало.

Засветилось одно окно. Кто-то крикнул.

Город оглашают свистки, один за другим, подряд, без передышки. Мария едет к главной площади. Когда он упал с крыши, водосточный желоб не выдержал его тяжести и обломился с кошмарным, адским грохотом. Одно окно засветилось? Да. Зажглось второе, третье. Что-то скрипит, скрипят двери в ночи.

Что это — теплый ветер подул сильнее? Или это Родриго Паэстра? Свистки не смолкают. Тревогу поднял патруль, проходивший мимо отеля. Но эти полицейские не видели «Ровера», который тронулся с места в пятидесяти метрах от них, на другой улице. Ветер унес в поля шум мотора. Квадраты света ложатся на землю — это окна. Электричества по-прежнему нет, и они зажглись не сразу. Мария сворачивает и оказывается в сотне метров от того места, где полиция, наверно, сейчас обшаривает крыши.

Навстречу ей почти бегом движется патруль. Она тормозит. Полицейские замедляют шаг, заглядывают в пустую машину, идут дальше. Останавливаются поодаль под окном, зовут. Им не отвечают. Патруль уходит, он уже в конце улицы.

Надо ехать помедленнее. Почему, интересно, «Ровер» стоял на том самом места, где еще дребезжит от ветра сломанный желоб? Черный «Ровер» принадлежит туристке из отеля, женщине свободной, одинокой, мало ли что взбрело ей в голову в эту ужасную ночь. Чего, собственно, испугалась Мария?

А ведь она больше не боится, правда? Страх почти совсем исчез. От него осталось лишь воспоминание, еще свежее, расцветшее, созревшее — воспоминание о том, чем был этот страх. Не прошло и минуты. Теперь вообразить его себе так же невозможно, как вспомнить давнюю смятенную юность сердца.

Марии надо проехать через площадь. И она едет. Теперь она знает, что за ее спиной никому не увидеть Родриго Паэстру. Сиденье пусто. Другим путем выехать из городка невозможно, только через площадь; оттуда идут две дороги, одна на Мадрид, другая — на Францию и Барселону.

Машина — одна-единственная, но должен же кто-то быть первым — едет на исходе ночи к Мадриду. Турист, ранняя пташка, скажут люди.

Два десятка полицейских стоят напротив кафе, где вчера Мария пила мансанилью. Они прислушиваются к свисткам, отвечают, Ждут распоряжений. Один из них останавливает Марию.

— Куда вы едете?

Заглядывает в пустую машину, успокаивается, улыбается ей.

— Я ночевала в отеле. Нам не досталось комнаты, и я не могу уснуть, — она медлит и добавляет: — а тут еще вы подняли такой шум. Я хочу прогуляться. А что случилось?

Верит он ей? Да, смотрит на нее сочувственно, потом его взгляд отрывается от нее и устремляется вдаль, в сторону отеля. Он объясняет ей:

— Вроде бы нашли Родриго Паэстру где-то на крыше, но точно не скажу.

Мария оглядывается. Лучи электрических фонарей шарят по крышам, — кажется, это крыши последних домов перед отелем. Полицейский ничего больше не говорит.

Она неторопливо трогается с места. Перед ней дорога на Мадрид. Надо только обогнуть клумбу с карликовыми пальмами. Она отчетливо помнит, что именно эта дорога ведет к Мадриду. Сомнений быть не может.

Мотор машины работает. Черный «Ровер» Клер едет туда, куда хочет Мария, в сторону Мадрида. А Мария держит руль и не торопясь, внимательно глядя перед собой, огибает площадь. Свистки по-прежнему раздаются с той улицы, где еще скрипит сломанный водосточный желоб. Вот шакал. Молодой полицейский смотрит вслед Марии, он немного озадачен и улыбается. Улыбнулась ли она ему? Она его больше никогда не увидит. Она уже едет по широкой улице, которая ведет на запад, к отелю. Она не обернулась посмотреть, засветились ли окна в коридорах, выходящих на знакомые ей балконы.

Она едет по шоссе на Мадрид. Это самое большое шоссе в Испании. Широкое, прямое как стрела, уходит оно вдаль.

Город, конечно, еще не кончился. Идет патруль, еще один, оба ни с чем, они встречаются и смотрят на черный «Ровер» с иностранными номерами, который в этот ранний час едет в направлении Мадрида. Но после вчерашней грозы так вдруг помолодела ночь, что некоторые из них улыбаются.

Один из них даже окликнул женщину, которая едет в автомобиле одна.