Однако в силе колдовских чар усомниться было трудно, поскольку король почти сразу забросил Луизу де Лавальер, вернувшись в объятия мадам де Монтеспан.

В начале июля 1668 года Людовик XIV, влюбленный более, чем когда-либо, решил устроить празднество в честь новой любовницы, которое должно было продлиться семь дней и пышностью превзойти предшествующие увеселения.

Однако за две недели до начала торжеств в Париж прибыл человек с мрачным взором, пребывавший вдали от двора благодаря предусмотрительности короля. Это был г-н де Монтеспан.

Славный маркиз, которому Лувуа, по приказанию Людовика XIV, дал очень хорошую должность в Руссильоне, явился в Париж, никого не предупредив, чтобы доставить удовольствие милой женушке. Далекий от всяких подозрений, он поначалу совершенно не понимал язвительных намеков, которыми встретил его двор. Итак, он отправился на версальские торжества без задней мысли и 19 июля, сидя рядом с Франсуазой, аплодировал даже громче, чем другие, наслаждаясь комедией Мольера с очень забавным сюжетом. Пьеса называлась «Жорж Данден, или Одураченный муж»…

Увы! Через несколько дней это доброе расположение духа исчезло без следа. Маркиз начал замечать, что супруга его излишне развязно держит себя с королем; затем он обратил внимание на льстивую угодливость куртизанов по отношению к Франсуазе, что было весьма странным для простой фрейлины королевы. Его подозрения превратились в уверенность, когда он вырвал признание у некоторых своих друзей.

Будучи сангвиником, он не последовал примеру тех дворян, которые покорно мирились с изменой жен, привлекших внимание короля. Придя в неистовую ярость, он ворвался в спальню преступницы, устроил ужасающую сцену, стал кричать на нее и осыпать оскорблениями, надавал пощечин и даже позволил себе нелестным образом отозваться о монархе. Маркиза в смятении и страхе воспользовалась минутой затишья, чтобы покинуть семейный очаг и укрыться в покоях мадам де Монтозье.

Тогда г-н де Монтеспан принялся обличать неверную супругу при дворе, но достиг только того, что поведение его сочли более чем странным, а характер — невыносимым. Послушаем, например, мадемуазель де Монпансье:

«Г-н де Монтеспан, человек экстравагантный и чрезмерно обидчивый, словно сорвался с цепи, узнав о чувствах короля к его жене; он переходил из дома в дом со своими смехотворными жалобами. Когда он вознамерился читать нотации в Сен-Жермене, мадам де Монтеспан пришла в отчаяние. Он часто приходил ко мне. Он мой родственник, и я его журила. Однажды он навестил меня и прочел речь, с которой хотел обратиться к королю: там было множество цитат из Святого писания, намеки на царя Давида и прочее, а в конце он требовал вернуть жену и угрожал судом Господним. Я сказала ему: „Вы сошли с ума. Никто не поверит, что вы сами написали эту речь, и обвинять станут архиепископа Санского, вашего дядю, который враждует с мадам де Монтеспан“.

Из уважения к этому прелату г-н де Монтеспан отказался от своего намерения.

На следующий день старшая мадемуазель отправилась в Сен-Жермен. Она нашла Франсуазу в сильном расстройстве и раздражении.

— Мой муж здесь и ведет себя самым скандальным образом, — сказала фаворитка. — Мне стыдно, что он развлекает толпу на пару с моим попугаем.

Затем герцогиня направилась к мадам де Монтозье и застала ее дрожащей от ярости.

— Только что сюда ворвался, словно безумный, г-н де Монтеспан, наговорил мне гадостей про свою жену и вел себя с невообразимой дерзостью. Я благодарю Бога, что со мной находились только мои женщины. Если бы здесь был кто-нибудь, его просто выкинули бы в окно.

[59]

Но г-н де Монтеспан не ограничился одними гневными словами. Сен-Симон сообщает нам, что ему приняло в голову заразиться дурной болезнью, чтобы передать ее королю через жену. Этот план потерпел неудачу, поскольку маркиза отказалась исполнять супружеские обязанности, и несчастный остался, как говорится, при своих…

Тогда он оделся в черное с ног до головы и пришел к королю за разрешением покинуть столицу. Монарх удивился:

— По ком вы носите траур, господин де Монтеспан?

— По моей жене, сир!

Подобные выходки становились невыносимыми. 30 сентября Людовик XIV приказал отправить мужа своей любовницы в тюрьму Фор-л'Этек.

Этот арест, говорит Сен-Симон, вызвал «угрожающий ропот и наполнил ужасом сердца всей нации». Через неделю Людовик XIV, несколько пристыженный, отдал распоряжение выпустить маркиза на свободу, а сам бросился в Шамбор, в надежде, что «обширный парк, обнесенный стеной, оградит его от встречи с одержимым человеком».

При выходе из тюрьмы г-н де Монтеснан получил следующее распоряжение:

«Именем короля,

Его величество, выражая крайнее неудовольствие поведением сера де Монтеспана, приказывает начальнику королевской стражи города Парижа сразу же после того, как означенный сер маркиз будет выпушен на свободу по приказу Его величества из тюрьмы Фор-л'Эвек, где он содержался в заключении, вручить ему уведомление покинуть Париж в течение двадцати четырех часов и немедленно отправиться в земли, принадлежащие серу маркизу д'Антену, его отцу, расположенные в Гиени, и оставаться там вплоть до нового распоряжения, в силу запрета Его величества удаляться от этих мест под страхом кары за ослушание».

Тогда г-н де Монтеспан уехал.

* * *

Получил ли он, как утверждают некоторые историки, кругленькую сумму за ущерб, нанесенный его чести? Зная характер маркиза, в это трудно поверить, и никаких доказательств подобной сделки не существуем Сен-Симон, мимо которого не проходила ни одна сплетня, не говорит об этом даже в форме предположения, а в королевском казначействе, где тщательно сохранялись все расписки за деньги, выплаченные частным лицам, не осталось ни малейших следов автографа обманутого мужа…

Все это, по-видимому, не более чем домыслы и легенды: маркиз удалился в свою родную Гиень с тяжелым сердцем, но с пустыми руками.

В начале ноября 1668 года он уже был в Бонфоне. Сразу же по приезде собрав родственников, друзей и слуг, он объявил им о «кончине» своей жены, после чего потребовал от священника отслужить «погребальную мессу» по живой женщине, навеки для него умершей. На следующий день в замке состоялось необычное богослужение. Окружив пустой гроб под черным покрывалом, певчие несли зажженные свечи с пением De Profundis. Сзади шел маркиз де Монтеспан с двумя детьми, подаренными ему супругой…

Перед тем как войти в часовню, он приказал отворить настежь главные врата. Когда же люди стали выражать удивление перед этим странным новшеством, он громко возгласил: