Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Манера состояла в том, что она одевалась либо в белые платья, либо в черные. Когда она хотела показать окружающим, как близка к смерти, как устала и насколько разочаровалась в людях, она надевала черное.
Но если она собиралась продемонстрировать свое бесконечное стремление и надежду хоть раз в жизни повстречаться с родственной душой, обрести чистое сердце – тогда она надевала белое.
Летом она всегда носила пышные белоснежные одеяния, украшенные живыми цветами. На голове у нее красовался венок. У нее была стройная фигура и красивая осанка, но она всегда ходила, слегка наклонив голову, словно ее тонкая шея невольно сгибалась под тяжким бременем мыслей, омрачавших ее прекрасный лоб.
Мать пыталась и Лидию приучить одеваться подобным образом. Лидия подчинялась, хотя весьма неохотно, а когда вышла замуж, то стала носить те платья, которые нравились ей самой. После смерти матери она продолжала одеваться по своему собственному усмотрению.
Но теперь, после долгих встреч в розовом саду, Лидия переняла у матери ее манеру одеваться в зависимости от состояния души, она все больше и больше напоминала мать. Движениями, легким наклоном головы и даже голосом, который стал мечтательным и немного тягучим. Глядя на это, Амалия содрогалась от ужаса. Словно мятежная душа ее матери переселилась в Лидию и пыталась вытеснить ее собственную душу. Словно она постепенно теряла свое «я» и сливалась с умершей.
Как и мать, Лидия вскоре начала рассуждать о своем стремлении обрести чистое сердце. Но разница все же была! Лидия подразумевала, что ее собственное сердце обременяют грехи, тогда как ее мать была глубоко убеждена, что сама она безупречна и лишь хотела повстречать в этой жизни такое же незапятнанное, белоснежное сердце, как и ее собственное.
Лидия воплощала собой смирение и раскаяние. Ее мать вряд ли догадывалась об их существовании.
И все же история повторялась.
Лидии с детства привили представление о том, что она не такая, как все.
И теперь она хотела воспитать это ощущение в своих детях. Она должна была защитить их. Дети никогда не узнают о том, что творится за стенами замка. В мире царит зло. Люди жестоки и неотесанны. Многие из них просто бездушны, чувства их грубы. Детей нужно как можно дольше держать подальше от реальной жизни.
Каждый раз, когда на службу в замок принимали новых слуг, возникали большие трудности. Кандидаты должны были проходить испытания, и заниматься этим выпало на долю Амалии. Тех, кто хотел служить в замке, должны были подвергнуть определенной проверке. Если проверка заканчивалась успешно, они еще какое-то время проходили обучение, и только после испытательного срока наконец решалось, возьмут их на службу или нет.
Первое, чему их учили, – молчать. Слуги должны работать в абсолютной тишине. Прежде всего, они никогда не должны разговаривать друг с другом в присутствии детей. Если возникнет необходимость обратиться к детям, то они должны быть предельно коротки – ни одного лишнего слова. Им следовало раз и навсегда уяснить, что каждую фразу, обращенную к детям, предварительно надо тщательно взвесить. Невинные детские души должны воспринимать только правильные, правдивые и прекрасные речи, чтобы сердца оставались непорочными.
Подобно цветам, произраставшим в саду возле замка, слова, произнесенные в его стенах, должны искриться чистотой, чтобы все грязное, неправильное и злое никогда не коснулось бы детского слуха.
Соблюдать эти правила было сложно. Мнения относительно того, что следует считать «правильным» и «чистым», резко расходились. У каждого были свои представления о том, что есть «прекрасное». Лидия и Амалия смотрели на это по-разному. И в первую очередь это касалось некоторых слов, которые любила употреблять мать Лидии, – здесь Амалия решительно выступала против. И тут начинались долгие споры, отчего дети вконец запутывались.
В довершение ко всему домой нагрянул Максимилиам Стеншерна. Он не привык следить за своей речью, его язык Лидия всегда считала варварским.
А после долгого пребывания на войне Максимилиам не стал более разборчив в выборе слов. Речь его еще больше огрубела, и Лидия из-за этого очень страдала.
Но дети, уставшие ото всех этих непонятных рассуждений о правильных и неправильных словах, решили, что папа очень веселый, и стали ему подражать. Теперь они тянулись к отцу. Максимилиам стал для них глотком свежего воздуха, к тому же он всегда был в хорошем расположении духа.
Амалия вздохнула.
– Дети хотели радоваться жизни. Лидия большую часть времени проводила в своем саду, а я от природы человек серьезный, не умею веселиться. Максимилиам же был настоящим весельчаком. К тому же он ведь их отец… Ну не могла же я запретить им быть вместе.
Лидия приходила в ужас от его грубых шуток, которые дети подхватывали на лету, она всегда старалась оградить их от этого юмора. Лидия умоляла Максимилиама приберечь свои остроты для кого-нибудь другого.
Но он этого совершенно не понимал. Ведь детям с ним весело! Что же в этом плохого? Ну и капризы! Он и слышать не хотел о том, что ему следует следить за своими словами. Он такой, какой есть. И детям с ним хорошо. Они ведь и вправду нуждались в том, чтобы хоть чуточку повеселиться, а кругом были одни зануды.
Поэтому Максимилиам дал волю своему развеселому нраву.
От такого воспитания дети вырастут хилыми плаксами, а они должны быть шумными и радостными. Теперь настал его черед заняться детьми. Их отец – военный, и его дети никогда не станут слезливыми и сентиментальными ханжами. Не для того человек появился на свет! Решено, теперь все будет иначе!
Максимилиам никак не мог взять в толк, зачем понадобилось защищать детей от действительности. Чем раньше они узнают о том, что есть настоящая жизнь, – тем лучше! Мир – это разбойничье логово. И надо научить их законам, которые в нем царят.
Максимилиам подошел к делу со всей серьезностью, на этот раз он пробыл дома необычайно долго, дети крепко к нему привязались. И если раньше они считали его чужаком, то теперь он чувствовал, что дети любят его. Максимилиам пребывал в отличном расположении духа. Он целиком посвятил себя детям и благодаря своему шумному и веселому нраву окончательно завоевал их сердца.
Амалии нечего было на это сказать. А Лидия уходила в сад и ломала руки от горя, пока ее муж и хозяин замка внедрял в невинные детские головы свои грубые правила. С тишиной было покончено, кругом царили веселье и радость, стены замка сотрясались от смеха.
Но все это плохо кончилось.
Дети, быстро изменились, из маленьких ангелочков они превратились в настоящих… – Амалия покачала головой:
– Да чего уж там, скажу все, как было… после того как за них взялся Максимилиам, они превратились в маленьких хулиганов. Их было не узнать. Особенно Розильду…
Арильд был не таким восприимчивым, а Розильда просто сыпала всякими пакостями. Она с таким явным удовольствием произносила своими детскими губками нехорошие слова.