— Собственно, чего рассказывать. Дали орден за спасение командира, когда нас отрезали в Эстонии.

— Во время наступления? — уточнила учительница.

— Что?

— Вас отрезали, когда вы освобождали Эстонию?

— Ну да. Тогда же, — дядя задумался. Начал вспоминать медленно, как бы нехотя. — Я служил в минометном расчете. Нас было три человека и командир.

— А командир, что, не человек? — спросил кто-то.

— Командир — это уже большой человек. У нас был молоденький такой лейтенант Валентин Кузин. Назначен сразу после училища. Пороху не нюхал, но ничего не скажу, грамотный. Расчеты для стрельбы делал точно и быстро. Только хилый какой-то. Городской. Недокормленный. Заморыш, одним словом. А для минометчиков — прежде всего надо что?

— Храбрость! Меткость! — закричали с мест.

— Нет, ребята, для минометчиков нужна сила и выносливость.

Наш 82-миллиметровый миномет весил килограмм шестьдесят, не меньше. А еще мины, по три кило каждая.

— Миномет с колесами?

— С колесами, — хмыкнул дядя, — с колесами. Это потом сделали. А мы таскали на себе. Вот у немцев был почти такой и с колесами…

Учительница мягко положила ладонь на руку ветерана:

— Андрей Андреевич, вы расскажите лучше о нашем оружии.

— О миномете, что ли?

— О нем.

— Миномет, дети, разбирался на три части. Я носил опорную плиту. Иван — ствол, Василий — лафет. Мы вместе два года воевали. Хорошие ребята. Ничего не скажу. Боевые. Иван с Украины. Веселый парень. Песни пел украинские. Погиб под Варшавой. Василий — татарин. Здоровый, крепкий. Я тоже был не слабым. Поэтому и поставили к миномету плиту таскать.

— А что это?

— Ну, такая плоская железяка. Тяжелая, килограмм двадцать. Она нужна для упора и чтобы гасить отдачу после выстрела. На нее крепится ствол — толстая труба с бойком. Ствол опирается на двуногу-лафет с амортизаторами и прицелом…

Андрей Андреевич из карандашей, ручки и мела быстро соорудил на учительском столе что-то вроде миномета.

— Ствол наводим под определенным углом от 45 градусов и выше. И по навесной траектории стреляем.

— Видите, ребята, — тут же заметила учительница, — как важно знать геометрию. Винокуров, покажи угол 45 градусов.

— Молодец, — похвалил Андрей Андреевич и продолжил любимую тему. — Что важно, для минометов мертвого, то есть недоступного, пространства не существует, как, например, для орудий настильной стрельбы или гаубиц. Он достанет везде — за склоном, в лощине, окопе. Даже за вертикальной стеной. От мин не спрячешься. Немцы злые на нас были. Минометчиков в плен не брали. Стреляли на месте. Охотились за нами. Бывало, сделаешь тридцать выстрелов и меняешь позицию. Чтобы немец не засек. У них ведь тоже минометы. Могут и накрыть. Так первого нашего командира убили. И Ивана тоже — миной на куски. Василий, татарин, — живой, виделись недавно. Выпили, конечно. Я ведь сейчас много не принимаю. Вот раньше…

— А вы немцев близко видели?

— Насмотрелся я этих трупов…

— Нет, в бою, — уточнил кто-то.

— Не часто, — признался дядя. — Мы ведь сзади шли. Давали огневую поддержку. Вот когда пехота драпала, нас обгоняла, тогда немца видел. Но смотреть было некогда. Надо хватать миномет и догонять пехоту…

— Андрей Андреевич, орден-то за что? — не унималась педагог. — Вы начали с наступления в Прибалтике…

— Вот я и говорю. Наступали мы, гнали немца. Но слишком быстро. Да, — Андрей Андреевич задумался, вспоминая, историю с орденом. А потом продолжил свой рассказ.

— Как-то обошли мы фрицев с двух сторон.

— С флангов? — уточнил кто-то.

— Можно и так сказать. Пехота далеко вперед ушла. Минометчики отстали. Нам с железом за ними не успеть. Получилось так, — Андрей Андреевич на столе изобразил диспозицию. — Вот здесь мы, впереди наша пехота, сзади — артиллерия. И вдруг — откуда они и взялись, не пойму — штук десять танков с крестами выскакивают из рощи и идут прямо на нас.

— И вы приняли решение вступить в бой? — спросила учительница.

— Да, мы приняли решение. Уносить ноги. То есть я, Иван и Василий кричим: «Командир, надо отступать. Танки!» А лейтенант уперся и ни в какую:

— Будем драться! Будем отбиваться и стоять насмерть!

Мы кричим:

— Чем драться, товарищ лейтенант? Минами по танкам?

— Да, вертикальной наводкой.

Андрей Андреевич покачал головой:

— Хоть башковитый был, но пороху не нюхал. Молодой, совсем пацан. Мы кричим: «Бесполезно! Гиблое дело. Бежать надо, пока не поздно. Гусеницами передавят!» Он орет: «Стоять! Кто побежит, тому пулю в спину. Как трусу и предателю». Ну что ты будешь делать? — От нахлынувших воспоминаний Андрей Андреевич раскраснелся. Лицо покрылось мелкими капельками пота. — А немцы прут и прут, прут и прут. Вот они идут на нас из рощи. Десять танков. Наш взвод в открытом поле. Три расчета. Все как на ладони. Слева от нас — лес. Метров сто. Единственная возможность уцелеть — добежать до леса. Смотрю, первый расчет уже разобрал миномет. Вместе с командиром перебежками уходит. Второй расчет замешкался. Их всех тут же одним снарядом и уложили. Мы кричим лейтенанту: «В лес! Надо бежать в лес!» Ну, тут танки по нам как долбанут! Земля дыбом. Потом еще как долбанут. Мы хватаем миномет. Разобрать успели. Без оружия бежать нельзя. Спросят строго. Орем: «Отступаем, командир!» Тут и он видит, что оставаться бесполезно. Передавят, как цыплят. Но упирается. Стоит на своем. «Вы, — кричит, — отступайте, а я здесь останусь. Буду драться до конца. Отступайте! — командует. — Это приказ…»

И начинает стрелять по танкам из пистолета.

— Вы остались?

— Нет. Мы побежали. Иван ухватил ствол. Василий — лафет. Я — плиту. А она тяжелая, сволочь, к земле давит. Бежим, значит, к лесу. Снаряды рвутся вокруг… Но в основном бьют, конечно, из пулеметов. Бежим втроем. Краем глаза вижу — пока все целы.

— А командир? — спросили из класса.

— Вот и я думаю — как нам без командира? Бросили и убежали? Да за такие дела — штрафбат. А то и к стенке. Повернул я с этой плитой назад. Опять несусь к командиру.

— Товарищ лейтенант, — кричу, — лейтенантик, дорогой мой. Скорее! Схватил его вот так, за ремень и потащил к лесу. А он, гад такой, упирается. Орет, мол, погибну, но не отступлю. «За Родину! За Сталина!» Вырвался и опять на танки с пистолетом. Ну, я бросил плиту. Выхватил этот пистолет и стукнул его по голове, чтоб не трепыхался. Он и осел. Потерял сознание. В горячке не рассчитал я. Сильно вдарил. Опять же лейтенант… говорю, слабый был. Схватил я винтовку, плиту, лейтенанта в охапку и зайцем петляю к лесу. Немцы озверели, лупят из пулеметов. Как не попали? До сих пор удивляюсь. Хорошо, что наша артиллерия по ним вдарила. Вижу, один танк горит, второй, третий… Остальным уже не до нас.