— Нет, еще нет.

— Ты должен попробовать. Вода чудесная, очень прохладная и… и…

Она бормотала словно идиотка. Нет, так больше продолжаться не может. Ханна встала.

— Думаю, мне надо пойти внутрь. Я…

— Зайди сначала в бассейн.

Она посмотрела на него, когда он поднялся на ноги. У нее в горле пересохло. Как он прекрасен! Теперь она могла его лучше рассмотреть, чем утром, когда он стоял у окна обмотанный полотенцем. На нем были облегающие черные плавки, позволявшие видеть его узкие мужские бедра, живот, плоский, как стиральная доска, округлые выпуклости, которые составляли его мужское достоинство.

— Ханна? Ты вся покраснела, — сказал он мягко.

— Грант…

— Это жара. Солнце. — Он улыбнулся и протянул к ней руку. — Поплавай и охладись, перед тем, как пойти внутрь. Ты сразу почувствуешь себя лучше.

Она вложила свою руку в его и позволила ему подвести ее к каменным ступенькам, которые вели в воду.

— Ты можешь идти, — сказала она с мимолетной улыбкой, когда вода дошла ей до пояса, — я умею плавать.

— Зайди немного поглубже, — сказал он мягко и повел ее туда, где каменный выступ образовывал риф, через который вода переливалась в бассейн. Вода мягко охватила ее, когда он подвел ее под прохладный водопад. — Тут. — Он улыбнулся. — Здорово?

— Да. Очень.

— Твои волосы намокают, — сказал он. Она засмеялась, что удивило даже ее саму.

— Ну и пусть, — сказала она, откидывая голову назад и закрывая глаза. Грант был прав: вода оказывала чудесное действие на нагретую кожу.

— Ханна. — Она открыла глаза. Грант наблюдал за ней, и, когда она увидела его лицо, дыхание у нее перехватило. Его глаза были, как обсидиан, его рот был, словно глубокий разрез на напряженном лице. — Ханна, — сказал он снова и вытянул одну руку, очень медленно, и провел ею вниз по мокрым волосам к ее шее.

— Не надо. Пожалуйста.

— Ты знаешь, как ты прекрасна? — прошептал он. Его пальцы скользили по ее влажной коже, едва касаясь ее грудей.

— Грант. — прошептала она.

Она хотела сказать, чтобы он не делал этого, но не могла. Ее сердце прыгало, как будто она только что взобралась на гору пешком. Его пальцы были словно маленькие язычки пламени, когда они пробегали вниз по ее бедрам, и она чувствовала, что что-то растет внутри нее такое, что было сильнее ее желания остановить его.

— Хотел бы я знать, как ты выглядишь раздетой, — сказал он, и голос его был очень тихим, таким тихим, что она едва слышала его. — Я представлял себе твое тело, полноту твоих грудей. — Его рука погладила ее грудь, и она почувствовала, как ее соски мгновенно поднялись. — Я представлял себе сладостный изгиб твоих бедер, небольшую округлость твоего живота…

— Перестань, — дрожа шептала Ханна, — о, перестань…

Грант подошел ближе. Его руки прошлись по ее бедрам, огибая их, ощупывая ягодицы.

— Я не сплю ночью, думая о том, как это будет замечательно, когда мы наконец будем с тобой в постели. — Стон вырвался у нее из груди. Его руки легко прижали ее, он привлек ее к себе, и она с готовностью подчинилась, придвинувшись к нему так, что их тела соприкоснулись. — Ты откроешь мне всю себя? — Его голос лился на нее словно густой, вязкий мед. — Ты охватишь меня своими ногами и вскрикнешь, когда я войду в тебя…

Ханна качнулась, и его руки обняли ее, прижимая все сильнее.

— Ханна. — Она ощущала кожей его дыхание, когда он целовал пульсирующую ложбинку у нее на шее.

Когда его рот нашел ее, она не могла остановиться и целовала его в ответ с дикой, отчаянной страстью, рот ее открылся, ее пальцы вцепились ему в плечи. Он первый перестал целовать ее, оторвав от себя и удерживая до тех пор, пока она не подняла на него глаза.

Он не улыбался с победным видом, как она боялась, а смотрел на нее с таким видом, который она не могла понять. Знал ли он, что он может прямо сейчас взять ее, если захочет, здесь, под небом, при ярком солнце, в воде, окружающей их словно прохладный шелк?

Прошло много времени, его руки опустились, и он отступил назад.

— Обед через час, — сказал он очень спокойно, как будто то, что случилось только что, было не более чем сном.

Ханна повернулась и нырнула в воду. Она вынырнула, когда достигла края бассейна, вылезла из него и, даже не оглянувшись, быстро прошла в свою комнату и заперла за собой дверь.

— О Боже, — прошептала она.

Нетвердыми шагами она направилась в ванную, сняла купальник и встала под душ. Повернув кран до конца, чтобы вода лилась во всю силу, она откинула голову и пустила холодную воду, подставив под струю лицо и тело.

Как сможет она выдержать четыре недели в такой обстановке? Грант был мастером игры, которая была новой для нее. Она подчинилась ему, и он знал это.

Она выключила воду и ступила на плитки пола. То, что она восприимчива, — это одно. То, что она была дурой, — это совсем другое. Как это говорится в старой пословице? Одурачишь меня раз — стыдно тебе. Одурачишь меня два — стыдно мне.

Третьего раза не будет.

Он ждал в салу, когда она вышла из комнаты. На ней было лимонно-желтое платье и гармонирующие с ним босоножки на высоких каблуках. На лице она изобразила холодную улыбку. Но улыбка ее погасла, когда она увидела его, высокого и стройного, в Сп.-иом пиджаке для обеда и рубашке с оборками. Но, с другой стороны, к чему делать вид, что он не великолепен.

Да, великолепен, i!] что что значш для нее? Стол был уставлен прекрасным фарфором. Кругом горели свечи. Из спрятанных динамиков лилась мягкая музыка,

Увертюра к попытке номер три начинается, подумала она и, перевел« дыхание, проворно подошла к нему.

— Ханна. — Он улыбнулся. — Ты неотразима. — Спасибо. — Она взяла стакан с вином, который он протянул ей, и двинулась мимо него к корзине алых с раструбами цветов.

— Они великолепны, — сказала она, как если бы разговор о цветах был как раз тем, что они делали, когда видели друг друга в последний раз. Грант не пропустил удар.

— Держу пари, колибри думают так же.

— Колибри? — Она повернулась в удивлении.

— Конечно. Эти цветы ярко-красные. Вероятно, есть полдюжины различных разновидностей в этой части Мексики. Несколько лет назад, когда я был в Аризоне…

Это было начало разговора на свободную тему, который сначала заставил ее насторожиться, затем смутил, но в конечном счете стал настолько увлекательным, что она забыла обо всем.

От колибри они перешли к фильмам, от фильмов к книгам. У Гранта было свое мнение обо всем, что не удивило ее. Что ее удивило, так это то, что он хотел услышать ее точку зрения, допускал возможность другого взгляда на те или иные вещи, Он был очарователен и внимателен, и когда в полночь он улыбнулся и сказал, что уже поздно, ей очень не хотелось соглашаться с этим.