– Зря ты во все это полезла.

Я вздрогнула от неожиданности.

– Ты понимаешь, что после своей находки живая ты отсюда не выйдешь? – бесшумно приблизившийся Патолог склонился надо мной. В его голосе слышалось сожаление.

Не спеша убегать или прятаться, я расплылась в улыбке:

– Даже если я пообещаю пополнить твою коллекцию?

Мне действительно было что предложить в обмен на жизнь и помощь в побеге, но Патолог некоторое время размышлял. Последним аргументом стали коды замков в монтажную – я сдала их, не раздумывая, – и обещание принести диски с архивными записями. Судьба неожиданно подарила мне союзника. Надежда выбраться из лагеря вновь окрепла, а зависимость от Джейсона отошла на второй план – чем дольше я его не видела, тем менее осязаемой становилась болезненная связь.

Весь день мы с Патологом обменивались данными, и я чувствовала себя действительно нужной, когда в моем потоке информации встречалось что-то, о чем он еще не знал. А знал он много: и количество привлеченного персонала для обслуживания, и алгоритм пополнения ресурсов для охоты, и механизм уничтожения улик. Я так и не смогла выпытать причину, по которой велся шпионаж, лишь предположила вслух, что Патолог работает на иностранное издательство и собирает материал для скандальной статьи, а он это не оспаривал. Такая избирательная откровенность заставила и меня утаить два обстоятельства: смерти Стю, Изгоя и Бронкса и мое непосредственное в них участие.

Пазл «Золотое руно» наконец сложился в единую картину, которая ужасала своей простотой и жестокостью. В 2008 году, отделившись от созданного в США аттракциона для извращенцев, «Золотое руно» переместилось на более удобную площадку, где за несколько лет успешно раскрутилось до формата шоу, затмив американского «прародителя». Его названия Патолог или не знал, или не хотел говорить, как не сказал и о причинах раскола. Я не настаивала – вполне хватало того, чем он поделился. Шоу процветало. Непрерывный поток участников гарантировался суммой возможного выигрыша. Вторым каналом привлечения людей были объявления о работе без специального образования, на которое в основном откликались жительницы восточной Европы и Средней Азии. Вакансии подразумевали возможность взять с собой детей или пожилых родственников, и люди охотно приезжали, чтобы хоть немного заработать. Обе схемы ни разу не давали сбоя. Свидетелей не оставалось – в конце каждой охоты уцелевших ликвидировали, а тела убитых сжигали. Обслуживающий площадку персонал нанимали преимущественно из бывших военных, не посвящая в специфику шоу, но и выяснив ее, лишних вопросов никто не задавал – за работу хорошо платили. От осознания продажности окружавших меня людей и от собственной ничтожности меня трясло.

– Не понимаю, как можно так отлаженно заметать следы и ни разу не попасть в поле зрения властей? – возмутилась я. – Ведь есть, к примеру, налоги или коммунальные расходы, которые должны платить неизвестно куда пропавшие люди… Тот факт, что у нас отобрали документы, не делает нас невидимками! Мы прилетели в Красноярск, о чем есть подтверждение в виде билетов. Почему же никто не сделал попытку…

– Ваши паспорта развозят по разным городам России, – перебил меня Патолог. – И продают на черном рынке, чтобы здесь вас никто не искал. Юридически вы продолжаете существовать. Совершаете покупки, перемещаетесь по стране. Ведете обычную жизнь. И единственные, кто может вас разыскивать, – это банки. Как неплательщиков по кредитам.

– Но раньше мы существовали не только на бумаге! – я не сдавалась, хватаясь за любую зацепку. – У многих есть квартиры или машины…

Патолог снисходительно посмотрел на меня.

– Вашей собственностью, если таковая имеется, занимается отдельное подразделение, – пояснил он. – Имущество распродается по фальшивым генеральным доверенностям, а деньги вкладываются в шоу.

– Но есть же свидетели, которые нас видели, – все еще пыталась возражать я. – Во время съемок в студии и перевозок…

Патолог покачал головой:

– Любая проверка обнаружит лишь записи интервью и анкеты, сопровождаемые комментариями, что вы не прошли кастинг. Это же подтвердят последние сигналы ваших сотовых телефонов, которые смогут запеленговать не дальше района, где проводилась съемка.

– Так вот почему отобрали мобильники, несмотря на то что тут нет связи! – наконец поняла я: наши следы окончательно обрывались в безымянной деревне, где старуха напророчила мне беду.

– Не только поэтому, – добавил Патолог. – С телефонов вывешивают посты в социальных сетях – у тех, у кого есть профили, – или рассылают эсэмэс на номера самых частых звонков. Суть текста всегда одна: «Не прошел кастинг, возвращаюсь домой». Поэтому здесь вас никто не будет искать.

Я не задавалась вопросом, как Патолог все выяснил, продолжая с содроганием анализировать поступающую информацию. Главным принципом шоу являлась секретность: охотников приглашали только по рекомендации. Принцип набора егерей был еще строже. Патолог не знал всех подробностей, но случайно обмолвился, что не прошел первый из этапов и остался в лагере лишь в качестве врача.

– Ты пытался внедриться как егерь? – Я нахмурилась, размышляя, как смягчить следующий вопрос, но так и не придумала: – И ты бы стал… убивать?

– Я знаю, как сделать это быстро и не слишком болезненно, – с обидой и вполне резонно заметил он. – К тому же в лазарете много не выяснишь.

– Теперь у тебя есть лазутчик в монтажной, – я улыбнулась, чтобы сгладить собственный упрек. – Рассказывай, что нужно достать?

Для начала Патолог планировал разжиться дисками с записями охоты и снять с них копии.

– Не забудь: нужны исходники записи – до монтажа, – то и дело повторял он. – Смонтированный вариант слишком изрезан и идет в эфир с музыкальной подложкой и наложением графики. Опытный адвокат сможет выдать его за постановочную сцену из фильма. А вот если на записи будет убийство, снятое с нескольких камер и ракурсов…

– …то охотник не отвертится, – закончила я за него. – У меня простуда, а не склероз. Я с первого раза запомнила.

Помимо обещания поделиться копиями анкет, Патолог набросал схему лагеря, территория которого оказалась в четыре раза больше, чем представляли мы с Саймоном, рисуя обгорелой спичкой на ланч-боксе. Я ответно поделилась планом зоны охоты с подробным списком ловушек и перечислила содержимое старых архивных коробок в трейлере. Основной интерес у Патолога вызвали диски. Я пообещала принести несколько для подробного изучения.

Мы то и дело прерывались – то на обед, то на очередной прием таблеток: Патолог оказался дотошным врачом и не забывал о моем лечении, несмотря на более важное занятие. Пользуясь случаем, я снова попыталась его разговорить, но о себе он рассказывал неохотно – удалось лишь выяснить, что поездка в Ирак была в 2003 году в рамках миссии «Врачи без границ», где Патолог услышал об американском шоу впервые, познакомившись с одним из охотников. Данное обстоятельство меня озадачило – получалось, что его цель – не журналистское расследование. Пока я гадала, зачем врачу понадобилось внедряться в не самую безопасную организацию и по какой причине он так и не назвал свое имя, Патолог удалился в столовую за ужином. Записи мы предусмотрительно спрятали в тайник под шкафом. Схема лагеря лежала там же, но я ее практически выучила наизусть и некоторое время постояла у окон, совмещая в памяти местонахождение зданий на плане и на местности: двухэтажные казармы охранников, прачечную, склад с пристроенным к нему гаражом.