– Нет. Я вообще мало что рассмотрел.

– Почему?

– Во-первых, в центральном модуле проблемы с освещением. Во-вторых, сквозь толстое стекло шлюзовой дверцы деталей не разобрать. В-третьих, верхняя часть тела этого мужчины накрыта большой тряпкой, насквозь пропитанной кровью…

Мы сидим в каюте босса. На столе помимо двух стаканов крепкого чая разложены фотографии тех, кто остался на глубине: биологи, химики, ихтиологи, пловцы-охранники…

– Значит, он был мертв?

– Определенно.

– Рассказывай дальше.

– Второй, судя по одежде, такой же пловец.

– И тоже без признаков жизни?

– У него перерезано горло – глубокая рана от уха до уха. Голова вывернута под девяносто градусов в сторону, поэтому лица не видно.

– Давай о третьем, – морщится шеф.

– Третий тоже мужчина: черноволосый, худощавый. Одет во что-то спортивное.

– Его лицо цело?

– Да. И в какой-то момент мне показалось, что он кавказских кровей: густые сросшиеся брови, большой нос с горбинкой, вытянутое лицо, темная щетина.

Босс выпускает клуб табачного дыма и выбирает из разбросанных фотографий одну.

– Он?

– Похож.

– Амбарцумян. Руководитель смены.

– Возможно.

– Он, по-твоему, жив?

– Откуда мне знать? Лицо цело, но волосы ближе к затылку в крови.

– Понятно. А кто последний?

– Четвертой в том рядочке лежит женщина…

Вкратце описываю ту малость, которую сумел разглядеть сквозь крохотный иллюминатор. Сергей Сергеевич аккуратно раскладывает передо мной карточки молодых женщин, называя каждую по имени и фамилии.

– Светлана Соменкова. Нина Комарова.

Маргарита Панина. Мария Скобцева. Кто из них?

– На лице той женщины не было живого места. Она буквально растерзана.

– Жаль… Значит, мертва?

– Сто процентов.

– Что ж, следов чужих пловцов ты не отыскал, – тушит он в пепельнице окурок, – зато выяснил судьбу почти половины пропавших людей. Это уже кое-что…

Слушая генерала, выполняю простейшие математические действия. В рабочей смене было шесть человек, и шестеро ушло на глубину в тот роковой день. Двенадцать. Трое из двенадцати через полчаса поднялись. Внизу осталось девять. Один напал на нас недалеко от шлюза, а четверо лежат рядком у овального стола центрального модуля. Стало быть, мне и моим ребятам предстоит найти четверых.

– Сергей Сергеевич, есть еще одна деталь.

– Слушаю, – с готовностью откликается он.

– В шлюзовой сфере находится кое-какое снаряжение: акваланги, фонари… В том числе имеются два ложемента для подводных буксировщиков.

– Так-так-так, – оживляется он, – и что?

– Один аппарат для буксировки в наличии, а второй ложемент пуст.

– Пуст?… – тянется он к телефонному аппарату внутренней связи. – А может быть, второго и не было. Мало ли что…

Коротко переговорив с кем-то из пловцов-охранников, Горчаков кладет трубку, откидывается на спинку кресла и задумчиво смотрит в одну точку… Очнувшись, допивает остывший чай и шепчет:

– Плохо. Очень плохо.

– Что плохо, Сергей Сергеевич?

– Буксировщиков было ровно два, – нервно покусывает он тонкие губы. – Ими пользовались ученые, когда образцы для исследований предстояло взять на некотором отдалении от лаборатории. Первым аппаратом управлял ученый, вторым – сопровождающий его пловец-охранник. Вот такие дела…

Молчу, ибо успокоить старика нечем.

– Когда сможешь пойти вниз? – вновь берет он пачку сигарет.

– Через полчаса.

– Да, Женя, надо поторопиться, ибо дело принимает серьезный оборот. Ты меня понимаешь?

Киваю.

– Чего ж тут сложного? Если одного буксировщика нет, значит, кто-то им воспользовался и свалил подальше от подводной лаборатории. И свалил наверняка не с пустыми руками.

– К сожалению, ты прав. И поэтому я сейчас же свяжусь с местным управлением ФСБ. А ты готовь ребят к погружению. Да, и не забудь взять на глубину Реброву.

– Реброву?! Зачем нам этот «прицеп»?

– Ты, видимо, забыл о двух вещах.

Сразу о двух? Интересно…

Пробормотав себе под нос пару сентенций по поводу моей худой памяти, Сергей Сергеевич напоминает:

– Во-первых, войдя в лабораторию, необходимо проверить воздух на предмет содержания «Тайфуна». И сделать это надлежит специалисту. Верно?

Согласен. Такая предосторожность не помешает.

– Во-вторых, дверь в модуль ¹5 закрыта на замок.

Ах да! Там же этот чертов биометрический замок со специальным сенсором, распознающим уникальные признаки определенных лиц. Кажется, босс назвал их «папиллярными узорами пальцев»…

* * *

«Прицепы» – это люди, не имеющие прямого отношения к профессии боевого пловца. Многих за историю «Фрегата» цепляли ко мне и моим ребятам: фотографов и операторов, брюхатых чиновников и их детишек – любителей экстрима, инженеров подводных сооружений и ученых. Бывало, так намучаешься с «довеском», что начинаешь считать минуты до возвращения на поверхность. Нянчишь его, оберегаешь, а в итоге риску подвергается дело, ради которого идешь на глубину. Ведь как минимум одна пара выпадает из общей обоймы.

Реброва же оказалась молодцом и довольно быстро развеяла наши опасения. Появившись после моего звонка на ютовой площадке, она спокойно обрядилась в гидрокостюм, обвесилась снаряжением. Пройдя контроль и подхватив герметичную сумку с газоанализатором, уверенно сошла по шаткому трапу, усевшись на край «террасы», приладила к ногам ласты. И, дождавшись команды, бесстрашно спрыгнула в воду.

«Неплохо, – подумал я, держась на всякий случай рядом. – Впрочем, чему удивляться? Каждый сотрудник лаборатории раз или два в месяц совершает путешествие на глубину. При таком раскладе любой начинающий дайвер через год-полтора поневоле станет профессионалом…»

Все идет по плану – мы медленно опускаемся к байкальскому дну. В группе, помимо появления новичка, есть еще одно изменение: вместо раненого Фурцева моим напарником временно стал Володя Маринин – молодой старший лейтенант, попавший во «Фрегат» около года назад. Георгий Устюжанин – его постоянный первый номер – тоже яростно просился на глубину, но я сказал:

– Жора, наш шеф в критические дни доверяет только тебе и мне. Только мы с тобой способны убедить его сделать что-то или наоборот – чего-то не делать. Так или нет?

Товарищ кивнул. А чем он возразил бы, если я говорил общеизвестные вещи?