Я встаю как вкопанная. Надин встает как вкопанная. Магда встает как вкопанная. Рассел мнется на месте, пока мы втроем с удивлением смотрим друг на друга.

– Магда, ты это о чем? – спрашивает Надин.

– Рассел остановил меня, когда я выходила из школы, и спросил, как там Элли и продолжает ли она на него злиться. Вчера он несколько часов проболтался в «Макдоналдсе», но она так и не появилась, и ему хотелось знать, готова ли она помириться или он насовсем все испортил. Я сказала, что, по-моему, она по-прежнему от него без ума, сильно страдает и просто мечтает помириться – но тут вы двое вышагиваете с гордым видом, задрав носы, и молчите как партизаны. Не могу взять в толк почему. Элли, ты можешь не разговаривать с Расселом, если не хочешь, – но зачем на мне срывать свою злость?

– О Мэг, – произносит Надин, – ты никогда не догадаешься, что Элли подумала!

– Ты подумала то же самое! – говорю я. У меня с души свалился огромный камень, и я внезапно ослабла.

– И что же ты такое подумала? – спрашивает Магда.

– Ничего! – выпаливаю я, потому что Рассел стоит в пределах слышимости. Я поворачиваюсь и смотрю на него. Он смотрит на меня. Теперь я чувствую себя фруктовым мороженым на палочке. Вся таю.

– А теперь шагайте отсюда. Наслаждайтесь вашим романтичным воссоединением. Целуйтесь и обнимайтесь в «Макдоналдсе», – говорит Магда.

– Французский поцелуй под картошку фри, – добавляет Надин.

– Любовь среди гамбургеров.

– Объятия за стаканом кока-колы.

– Мороженое под нежное воркованье.

– Кофе, вскипевший от жаркой страсти.

– Замолчите вы! – говорю я, но в голосе моем звучит нежность.

Какие же они прекрасные друзья! И Рассел тоже.

Когда мы наконец уходим, Рассел извиняется за свои слова о том, что подыщет себе другую пару:

– Я просто хотел сделать тебе больно. Это глупо. Ты ведь мне не поверила, правда?

– Естественно, не поверила. О, Рассел, мне так жаль, что я тебя подвела с танцами.

– Ничего страшного. Не такое уж это суперкрутое мероприятие. Всего-навсего школьная дискотека. Может, там будет тоска зеленая и еще окажется к лучшему, что ты туда не придешь.

– Может, как-нибудь сходим на дискотеку?

– Обязательно. Это было бы здорово. Хотя на самом деле я толком не умею танцевать. Размахиваю руками, выкидываю какие-то коленца и выгляжу как круглый идиот. Боюсь, если ты увидишь мои выкрутасы, то сразу же меня бросишь. Если, конечно, ты меня уже не бросила.

– Это ты меня бросил. Ты же со мной поссорился.

– Но ведь это ты не пришла в «Макдоналдс». Я тебя ждал сто часов.

– А ты и не предлагал встретится. Откуда мне было знать, что ты придешь? Я думала, ты меня больше не хочешь видеть.

– Я хочу.

– И я тоже хочу.

– О, Элли. – Рассел внезапно притягивает меня к себе – прямо посреди улицы.

Мне плевать – пусть на нас смотрят. Я обвиваю рукой его шею.

Раздается автомобильный гудок.

– Элеонора Аллард!

О боже! Из окна машины высовывается миссис Хендерсон.

– Немедленно отодвинься от этого мальчика! – выкрикивает она, закрывает окно и уезжает.

– Ого! – смущается Рассел. – Кто это? Мамина подруга?

– Миссис Хендерсон, моя классная, – хриплю я.

– Твоя учительница? Она у вас молоток.

– Пожалуй, – соглашаюсь я.

Но на следующий день миссис Хендерсон добрых полчаса читает мне лекцию о том, как нужно себя вести в школьной форме на улице. Еще хорошо, что она не наткнулась на нас с Расселом позднее на огородах.

– Значит, у вас с ходячим альбомом опять любовь-морковь? – спрашивает Надин.

– Не называй его так, Надин. У него есть имя – Рассел, – говорю я, слегка подталкивая ее локтем. Потом я подталкиваю Магду: – Ты зачем называешь Рассела сопливым придурком?

– Я? – Магда просто возмущенная невинность. – Это ты говоришь Купидону, который вновь вас соединил?

Как же все-таки легко на душе, оттого что у меня опять есть Рассел! И Магда с Надин.

– Я так сча-стли-ва, счастлива, счастлива, – пою я в ду́ше в день концерта Клоди. Эту глупую песенку она прицепила в самом конце альбома. Клоди поет: «Мне не нужна любовь хорошего парня, мне не нужна любовь плохого парня, мне вообще не нужна мужская любовь, потому что я и так сча-стли-ва», и т.д. Но я переделала песню на собственный лад. Придумала такой вариант: «Мне нужна любовь хорошего парня, но мне не нужна любовь плохого парня, мне нужна любовь моего парня Рас-села – потому что я сча-стли-ва, счастлива, счастлива».

Душ включен на полную мощность, и я уверена, что меня никто не слышит.

Но я заблуждаюсь.

– Я такой грязный, грязный, грязный, – завывает отец под дверью ванной. – Меня надо намылить хорошим мылом, меня нужно намылить любым мылом, совершенно любым мылом – потому что моя дочка моется в душе и не пускает меня в ванную, а я грязный, грязный, грязный!

– Папа! – я возникаю в дверях, завернутая в банное полотенце. – Ты зачем подслушиваешь?

– Элли! – Отец аккуратно поправляет мне мокрую прядь. – Тебя не мудрено подслушать, потому что ты орешь во всю глотку, о дива душевой кабинки. Но я рад, что ты счастлива. Какие планы насчет сегодняшнего концерта? Чей отец вас подкинет – Надин или Магды? Я, к сожалению, занят – у меня дурацкое совещание.

– Нас отвезет папа Магды, – говорю я.

– Бедняга, – вздыхает отец с благодарностью. – Я его должник.

Но когда я прихожу в школу, Магда говорит, что ее папа отпадает, потому что у их машины сломалась колесная ось и она пару дней пробудет в гараже.

Мы вопрошающе смотрим на Надин.

– По пятницам папа возит Наташу с мамой на танцы в стиле кантри.

– А у моего папы совещание, и ему понадобится машина, так что Анна не сможет нас отвезти. Все равно она привязана к Цыпе и к своим дурацким джемперам – она их вяжет по девятьсот девяносто девять штук за вечер.

Мы задумываемся.

– Я вам вот что скажу, – нарушает молчание Магда. – Мы поедем своим ходом. На поезде, а потом на метро. Проще простого.

– Это тебе так просто. А меня мама не отпустит, – заявляет Надин.

– Анна тоже меня вряд ли отпустит, – говорю я. – Ну, туда мы еще доберемся. А возвращаться-то ночью. Как на это посмотрит твоя мама, Мэг?