скомандовал себе Грант и, сцепив зубы, поднялся, пошел вперед.

Отстающих убивают. Каждый за себя, Джонни, и пусть дьявол заберет отставшего!

И вновь час за часом в тропическом пекле, обливаясь потом, брели эти восемь человек — четверо американцев и четверо вьетнамцев.

Согласно уставу, восьмерка продвигается, держа автоматы на боевом взводе, дулом в сторону выделенного каждому сектора обстрела. Каждый четный — влево по ходу, каждый нечетный — вправо. Ощетинившись, как еж, медленно движется на восток группа уцелевших диверсантов. Страх горбит им спины. Страх идет по пятам и дышит смертным холодом за воротник.

Сектор Гранта — три часа, если смотреть на воображаемый циферблат, повернутый цифрой «12» точно на восток. Но он не может наблюдать за своим сектором из-за вьющихся над ним «мух-буйволов» и древесных пиявок, которые падают с деревьев, липнут к коже и сосут кровь, оставляя на многие недели след. От каждого укуса «мух-буйволов» истерзанная плоть покрывается мурашками, гусиной кожей гадливости и страха. Да и автомат — теперь кажется, что он весит не меньше пулемета Браунинга, — совсем заржавел. Что сможет он сделать этим автоматом, если впереди покажется враг!

Клиф — он шел вторым, за «красным беретом» — вдруг заметил какую-то темную фигуру в своем секторе. Он мог бы поклясться, что мельком увидел форму оливкового цвета и тропические шлемы.

— Ви-Си!

Не раздумывая, он ударил по врагу очередью из автомата. Впереди послышался визг, топот, треск. Диверсанты шарахнулись прочь.

— Стоп! — крикнул «красный берет», который шел первым.

И страх, как огонь по бикфордову шнуру, пробежал по застывшей колонне.

Это оказались не люди, а всего-навсего человекообразные. Двух убитых Клифом гиббонов не стоило бояться.

Под вечер, с великими предосторожностями разведя костер, изжарили на прутиках покрытое черно-серой шерстью обезьянье мясо. Хорошо хоть, что у них еще оставалась соль!..

Клиф развел полинезийский костер — вырыл неглубокую яму, веером поставил в нее дрова, огонь прикрыл бамбуковым желобом.

Гранту досталась нога гиббона, до жути похожая на волосатую человеческую ногу.

Все же это обезьянье мясо казалось съедобнее ящерицы, которую они съели накануне.

Ночью Грант видел во сне словно сфотографированные для журнала «Макколз» любимые блюда, которые готовила ему мать. Креветки по-креольски и бобы по-бостонски. Чикагский бифштекс и олимпийские устрицы. Земляничное мороженое и яблочный пирог. Он чувствовал, что из глаз струятся самые настоящие слезы. Горько-сладкие слезы жалости к самому себе. Увы, он ни на секунду не забывал, что уписывает все эти яства во сне.

Но, проснувшись от ругани Клифа, поднимавшего людей, он почувствовал себя лучше. Это помогло ему не отстать, когда они забрели при свете луны в дышавшее зловонными испарениями болото.

К утру они прошли не больше трех миль. Местами ползли, дважды гатили трясину, потом шли, перекидывая вперед бамбуковые жерди.

Взошло солнце, яростное, как ядерный взрыв.

В разных концах необъятных джунглей, которые задымились паром, послышался все тот же клич рогов и горнов.

— Осточертел мне этот похоронный оркестр! — пробормотал Клиф, мельком глянув на компас. — А говорили, у них связь плохая!..

И вдруг он снова повнимательней взглянул на компас, ремешком пристегнутый к запястью, даже потряс его, как трясут остановившиеся часы.

— Джонни! — прошептал он, тараща глаза. — Смотри! Смотри!

Грант бросил взгляд на компас. Спазма волнения перехватила горло.

Сомнения быть не могло: трубили не на флангах, как в последние дни, и не позади, на западе. Трубили на востоке. В секторе 80—100 градусов. Что бы это могло значить?

Все эти дни искусные следопыты Ви-Си, набранные наверняка из числа местных охотников, вновь и вновь отыскивали след диверсантов, чья поредевшая колонна ползла вперед, как полураздавленная сороконожка.

Неужели теперь преследователи сбились со следа?

IX

«…На дне сампана лежала девятилетняя девочка с размозженной ногой. А рядом с ней лежал ее убитый отец. Было раннее утро, а она лежала там с изувеченной ногой и улыбалась. Жалко так улыбалась…»

Из письма лейтенанта Карла Дж. Фейлера

— Кажется, они ушли вперед, — сдавленным голосом проговорил Грант. — Да, да! Вьетконговцы не знают, что мы потеряли проводника, и, верно, решили, что мы обошли болото по дороге на восток!

— Что же нам делать? — спросил Клиф. — Это хорошо, что мы оторвались от них, но ведь они все равно отрезали нас от своих.

— Клиф! — сказал Грант. — Я, кажется, начал выздоравливать. С утра чувствую себя намного лучше. Видно, подействовали антибиотики и «пеп-пилз». Даже появился аппетит. Словом, принимаю командование!

Да, спасли антибиотики, спасла биохимия… А что дальше?..

— Слава тебе господи! — искренне воскликнул Клиф. — Клянусь богом, если мы только выберемся отсюда, я схожу помолиться в протестантскую церковь в Сайгоне! И это будет моим первым посещением дома господня после того, как меня выгнали из школы! Подумать только — я знаю адреса почти всех борделей в Сайгоне, но не помню там ни одной церкви!..

Десантники заметно повеселели. Но недолго пребывали они в радостном ожидании.

Выбравшись из болота, они вздохнули с облегчением, не подозревая, что попали, как говорится, со сковороды в огонь. За болотом на десятки миль простирались сухие, как порох, джунгли. Мертвые джунгли, убитые американскими опылителями-гербицидами. Жухлая листва, дохлые птицы, зверьки, лягушки.

— Наша работа! — проворчал Клиф.

— Работа компании Дюпон-де-Немур, — уточнил Грант. — Я читал в газетах: компания хотела добыть химический состав против травы на теннисных кортах, и вот результат! Говорят, этим опылителем можно уничтожить всю растительность на земле.

Во фляжках перестала булькать вода. Всех дико мучила жажда. Они еще больше исхудали. Гранту казалось, что из его ста восьмидесяти фунтов он потерял не меньше тридцати. Он и в самом деле ощущал странную легкость, почти невесомость в теле и голове. Вязкая кровь вяло текла в жилах. Дышать становилось все труднее. Налицо были все признаки истощения организма, о которых их предупреждали в Форт-Брагге.

Его раздражал, злил, выводил из себя Клиф. Может быть, потому, что все эти страшные дни погони и бегства он ощущал некую вину перед своим заместителем и порой страшился его.

— Вперед! — натужно хрипел Клиф, продираясь сквозь безжизненные заросли. — Еще немного, ребята, и мы выберемся из этого мертвого царства!..

Но впереди появились два двухмоторных транспортных самолета Си-123. Снизившись, они распустили длинные фиолетовые шлейфы. Солнце и то спряталось за зловещей сиреневой дымкой.

— Сукины дети! — вдруг разразился Клиф. — Да ведь это наши поливают джунгли ядом!..

Слезы бессильной злобы потекли по его заросшим щекам.

— Иисусе! — проговорил Мак. — Мы погибнем от своего же яда! Проклятые летчики! Я бы с радостью сбил этих сволочей!..

И Мак и другие «береты» не скрывали радости, когда впереди, в трех или