– Баджер, стой! – крикнула Кейт, бросившись вслед за щенком.

Торн легко нагнал ее.

– Не останавливайте его. Он кого-то заметил: кролика или, скорее всего, крысу. Он же охотничий пес, выслеживать дичь – его предназначение.

Щенок нацелился на маленький дворик, скрывавшийся за главным зданием церкви. Его добыча, судя по всему, ускользнула через небольшую дыру в основании каменной стены. Баджер протиснулся в отверстие и исчез из вида.

– Вот пропасть! – задыхаясь, произнесла Кейт. – Пойдемте в обход.

– Это сюда.

Они быстро миновали ограду маленького кладбища и оказались у кованых железных ворот. Торн отворил их, и она торопливо прошла вслед за ним в огороженный высокими стенами церковный дворик. Все его пространство было заставлено могильными памятниками, изъеденных временем и покрытыми мохом, которые торчали в разные стороны как гнилые зубы.

– Баджер, ты где? Куда ты подевался? – Она побежала вдоль ряда памятников, наклоняясь и заглядывая между ними, а вспомнив, что припасла для пса кусочки мяса, выудила их из кармана и выставила перед собой в качестве приманки. – Вот посмотри, дорогой: у меня кое-что есть для тебя на ладони.

Торн обошел могильную плиту и, остановившись посреди дворика, свистнул. Не прошло и минуты, как из-за груды разбитых памятников показалась морда щенка.

– Слава богу! Ну что, он поймал кого-нибудь? – Кейт боялась взглянуть сама.

– Нет, но это к лучшему: в следующий раз будет проворнее.

В его голосе прозвучала настоящая гордость, а в том, как он гладил собаку и чесал за ухом, и вовсе проявлялась любовь. Торн действительно был привязан к щенку, хоть и утверждал обратное, и это говорило о нем больше, чем он позволил бы о себе узнать.

Сейчас рядом не было Грамерси, где-то далеко остались сплетни обитателей Спиндл-Коув. Они были одни в целом мире, и Кейт не могла не воспользоваться удобным случаем.

– Расскажите о себе, чем занимался ваш отец, как звали ваших сестер и братьев, каким был дом, в котором вы выросли, с кем дружили и во что любили играть, – да что угодно.

Лицо у него тут же превратилось в маску.

– Ради бога, Торн! Я ведь даже имени вашего не знаю. У меня чуть мозг не вскипел, пока пыталась вспомнить, как вас зовут. Наверняка в деревне кто-нибудь называл вас по имени хоть раз. Может, что-то записано в гроссбухе Салли. Или лорд Райклиф употреблял его как-то. Возможно, в церкви. Но чем дольше я старалась вспомнить, тем больше уверялась в том, что никто в Спиндл-Коув тоже не знает, как вас зовут.

– Это совсем не важно.

– Неправда. – Кейт схватила его за рукав. – Все, что касается вас, – важно. И вы должны позволить хоть кому-то узнать вас.

Его глаза впились в нее, пригвоздив к месту, голос упал до тихого рычания.

– Прекрати давить на меня!

Когда этот мощный и непредсказуемый мужчина навис над ней, первым инстинктивным движением было отступить. Он это понимал и пользовался своим преимуществом.

– Я не уступлю, – заявила Кейт, – пока не расскажете хоть что-нибудь.

– Ладно. – Он заговорил отстраненно, голосом, абсолютно лишенным эмоций, как будто зачитывал список учебных команд или перечень галантерейных товаров. – Я никогда не видел своего отца, да и не хотел ничего о нем знать. Он вне брака прижил ребенка с моей матерью, которая в то время была слишком молода, а потом бросил нас. Она подалась в проститутки, в дом терпимости. Мне приходилось спать на чердаке, пока я не начал работать, чтобы обеспечивать себя, – это спасало от созерцания всех кошмаров. В школу я не ходил, ремеслу меня не научили. Пристрастившись к джину, мать возненавидела меня – чем старше становился, тем больше напоминал ей моего отца – и никогда не упускала шанса сказать, какой я никчемный, глупый, отвратительный. Если ей под руку подворачивалось что-нибудь тяжелое, била меня, чтобы сделать свои слова более весомыми. Я ушел от нее при первом же удобном случае и даже ни разу не обернулся.

Кейт молчала, не зная, что сказать.

– Вот и все. – Торн забрал у нее кусочек мяса и кинул терпеливо ждавшей собаке. – Прелестная история, как раз для разговора за завтраком.

Собственное молчание угнетало ее. Она добилась чего хотела, а теперь не знала, что с этим делать.

«Скажи же хоть что-нибудь! Что угодно!»

– Я… – Кейт с трудом проглотила комок в горле. – Я считаю вас весьма и весьма привлекательным, даже красивым.

Торн уставился на нее.

– Мисс Тейлор…

– Правда-правда! Хотя так было не всегда. – Слова слетели с языка неожиданно для нее самой. – Но после Гастингса… Мне временами даже стало трудно взглянуть на вас. Для меня это настоящий сюрприз. Вы, должно быть, знаете, что нравитесь многим женщинам.

Он саркастически рассмеялся.

– Это не из-за моей неотразимости, уверяю вас.

Кейт опять промолчала, вдруг сообразив, что у него масса достоинств: сильное тело, властная натура, инстинктивное желание защищать, не говоря уже о других талантах, которые давали пищу всем тем «историям», о которых шептались дамы в лавке Салли.

– Я уверена, что женщины без ума от вас по множеству причин, – гнула свое Кейт. – Но я говорю не о них – о себе. Мне вы кажетесь очень красивым.

Торн нахмурился.

– Зачем вы мне это говорите? Странно это слышать от вас.

– Возможно.

«А может, как раз наоборот».

Ей было трудно представить все ужасы, с которыми он столкнулся на полях сражений, но что такое быть нежеланным ребенком, она прекрасно понимала. Она знала, как чувствуют себя те, к кому относятся как к бессловесным и отвратительным тварям. Она знала, как действует каждое грубое слово на ребенка, разъедая его уверенность в себе в течение недель, месяцев и лет. Синяки сходили быстро, но вот обиды как черви вгрызались в детскую душу.

Кейт по своему опыту знала, сколько доброты требуется, чтобы нейтрализовать проявление всего лишь легкого презрения. И понимала, почему, даже став взрослой, терпеть не может комплименты, считая их проявлением жалости и неискренности. И как в таком случае они могут быть искренними? Обидные слова продолжали свое существование где-то в глубине, пережив все на свете. Как скелеты на этом кладбище. И не важно, под сколькими слоями земли они захоронены. И не важно, сколько чудесных цветов положили на их могилы. Они все равно здесь.

Слова, полные ненависти, могли пережить все.

Кейт это знала, потому и не могла спокойно наблюдать, как он страдает, и ничего не противопоставить этому.

– Я действительно считаю вас красивым. Понимаю, вы скромны и самодостаточны и вам ни к чему слушать подобные комплименты, но мне нужно было высказать это. Вот и все.

Кончиками пальцев Кейт дотронулась до его щеки, и он вздрогнул, судорожно сглотнул.