— С чего вдруг?

— Но ведь последняя часть пророчества еще не исполнилась. Черное крыло, закрывающее солнце. А дальше — тишина. Конец света.

— Вполне может быть, что все уже исполнилось. Взгляните вверх, ректор. Видите вы солнце? Нет, а ведь день в разгаре. Все заволокло дымом. Чем вам не черное крыло?

— А как же конец света?

— А кто вам сказал, что он не наступил? Давно начался, продолжается беспрерывно, и будет длиться вечно.

Обстановка в Киндергартене и вправду была максимально приближенной к концу света. Вассерсуп ввел в городе военное положение, благо ван Штанген впал в тяжелую хандру и не размахивал своими полномочиями. Бургомистра можно было понять. Законопослушные обыватели Киндергартена в кратчайший срок одичали. Сообщалось о некоторых случаях грабежей и разбойных нападений под Девизом: «Гуляй, народ, тюрьма развалилась!» Ходили даже слухи, что в лесах собираются шайки, готовые напасть на Киндергартен под покровом ночи. Поэтому Вассерсуп сформировал из участников достопамятного состязания роту арбалетчиков, а во главе ее поставил Сая Штюккера (после чего Бундеслига Штюккер преподнесла мне корзинку пирогов, но это так, к слову). Штюккер, конечно, был стрелок еще тот, но, как сказал бургомистр, «главное— не меткость, главное — решительность. Решимость — это все!» Мне тоже разрешили расчехлить арбалет. Вообще, все способные носить оружие были призваны на охрану административных объектов, и мне практически пришлось переселиться в ратушу. Но в роту арбалетчиков меня не включили. Комиссия, созданная ван Штангеном, продолжала действовать, хотя от самого ван Штангена толку было мало. Приставы подключились к городскому совету.

Я стояла у окна — его так и не застеклили вновь — и смотрела, как на площади Штюккер пытается проводить со своими ополченцами строевые занятия. Из всех удручающих зрелищ, кои преподнес мне Киндергартен, это было самым удручающим. Если так пойдет дальше, мне придется вспомнить свою прежнюю профессию инструктора по боевым искусствам.

За моей спиной Вассерсуп щелкал на счетах, и Пулькер скрипел пером по пергаменту. Временами бургомистр бормотал:

— Убытки... какие страшные убытки...

Ван Штанген мрачно молчал. Контраст с его недавней многоречивостью был ужасающий. Собственно, я для того и отвернулась к окну, чтоб не встречаться с ним взглядом.

Распахнулась дверь и вошел Суперстаар с листком в руках.

— Вот... я сделал перевод, о котором вы просили...

— Ах, оставьте, преподобный, — отмахнулся Вассерсуп. — Тут с наличностью бы разобраться, а вы говорите — перевод...

— Не обращайте внимания, ректор, — сказала я, — Господин бургомистр переутомлен, впрочем, как и все мы.

Мы уселись за стол. Краем глаза я заметила, что ван Штанген вышел из угрюмой прострации и прислушивается к разговору.

— Я, право, не знаю... Но вы просили обращать внимание на странное и нелепое...

— Не томите, ректор.

— Вот... история относится ко времени самого что ни на есть злостного язычества, когда не милые вишни покрывали эти холмы, а непроходимые леса. «И Дикая Неохота бродила по Киндерову Городищу и окрестностям его, уловляя души жителей в свои колдовские сети, отвлекая от полезных трудов и склоняя ко всяческим безобразиям. И друид Крохобор совершил священный обряд у подножия священной сосны, наевшись священных грибов и запив их священным же пивом. И чары призвал он против Дикой Неохоты. И чары Дикой Неохоты с чарами друида Крохобора взаимно сожгли друг друга. И сошлись друид Крохобор с предводителем Дикой Неохоты, взаимно борьбуясь друг с другом. Но друид, подкрепленный грибами и пивом, был сильнее. И рек Крохобор: „Кыш, кыш, наглый совратитель! Прочь отсюда, страшилище, заморочка дрянная, растворись, аки сон кошмарный! Ибо ты ни что иное, как химера вредная, что разбивается от хорошего удара. Сгинь, а не то застрелю из верного моего луку!“ Враг же отвечал ему: „Знаешь ли, что натворил ты, Пень трухлявый? Неосмысленными своими действиями произвел ты замыкание магической энергии, и перегорела она в Киндеровом Городище и вокруг Него. И не могу я отныне противостоять тебе, ибо ослаблен зело. Но накладаю на Киндеров град некое заклятие. Химерою ты назвал меня, которую можно поразить стрелой. Но, когда во Киндеровом граде стрела поразит химеру, магия вернется в город, и самые страшные сны ваши обернутся явью. Ты же не сможешь противостоять сему, ибо будешь позабыт и позаброшен“. Так сказал он и ушел в подполье, а друид Крохобор в великом страхе удалился в пределы Гонорейские... то есть Гонорийские». Все.

— Химера! — Я хлопнула себя по лбу. — Чудовище с гривой львиной, телом козьим, хвостом змеиным. Я же говорила, что это не дракон!

— Вы о чем? — спросил Пулькер. Он, как и Вассерсуп, бросил заниматься подсчетами.

— О флюгере, в который залепил стрелой Штюккер. Он изображает химеру.

— Как только отстроим тюрьму, снова Штюккера посажу! — рявкнул Вассерсуп.

— За что?

— За то, что стрелять не умеет! Целился бы, куда надо, ничего бы этого не было!

Я хотела напомнить про «главное — не меткость», но передумала.

— Кошмарные сны станут явью... — Пулькер вертел перо в руке. — Выходит, арестованные не лгали? Они действовали внутри овеществленного сна?

— Точно! Но, когда освобожденная магическая энергия хлынула на Киндергартен, сны перепутались. Поэтому люди действовали внутри чужих снов. Штюккер осуществил кошмар Дуделя. Хардкор — малютки Фикхен. Обструкций и Ферфлюхтер обменялись своими кошмарами. Вас ждет сложный судебный казус, господа! Арестованные совершили преступления, но виновны ли они? Можно ли судить ожившие призраки Дикой Неохоты? Не знаю, справится ли мэтр Каквастам с такой задачей.

— И еще взрыв тюрьмы! — Вассерсуп в волнении чуть не сбросил счеты со стола. — С остальными мы разобрались, но это... Чей же это был сон?

— Мой, — глухо произнес ван Штанген.

Все в изумлении воззрились на него.

— Когда всю жизнь служишь закону и порядку, только и знаешь, что сажаешь злоумышленников в узилище... из-за этого света белого не видишь... иногда так хочется, чтоб весь этот закон, а заодно и порядок полетели в Тартарары... и тюрьма вместе с ними! Но я умею себя сдерживать! Я же не знал, что сон переползет на этого несчастного парня!

— Выходит, никто из нас не застрахован от этой заразы, даже приезжие? — разволновался Вассерсуп. — Что же делать?

— Ну, поскольку теперь суть явления всем известна, — что-нибудь придумаете, — постаралась я успокоить бургомистра. — Вызовете мага, он наложит противочары... да и доктор бы вам другой не помешал.

Вассерсуп посмотрел на меня с подозрением.

— А вы, милиса, почему не заразились?

— Нетрудно сказать. Я поездила по всей Ойойкумене, в том числе по странам, крайне неблагополучным в области волшебства, и сталкивалась с самыми разными видами магии. Так что у меня иммунитет. А у господина ван Штангена он ослаблен, как ослаблена магическая энергия по всему герцогству Букиведенскому. — Я подумала и добавила. — Одного я не пойму — при чем здесь фазан?