«При дневном освещении и солнечной погоде в помещении морга Центрального управления сыскного агентства г. Ингойя произведено исследование трупа госпожи Снелауг, тридцати двух лет, для определения причины смерти и ответов на вопросы, указанные в постановлении…

Заключение: смерть госпожи Снелауг наступила в результате…»

От писанины меня отвлек быстрый стук в дверь. Я подняла голову, однако гость не стал дожидаться разрешения.

— Привет! — с порога жизнерадостно воскликнул инспектор Эринг. Бросил взгляд на прикрытое простыней тело и, поморщившись, притворил за собой дверь. — А, госпожа Снелауг! Что там?

— Не знаю, обрадует тебя это или огорчит, — усмехнулась я. — Это не твой случай. Выраженный поздний токсикоз беременных и осложнения при родах, повлекшие септический послеродовой метротромбофлебит с тромбозом артерий и обширными участками некроза миометрия.

Диагноз я выдала на одном дыхании, предвкушая реакцию Эринга. Моих ожиданий он не обманул: скривился так по-детски обиженно, что я едва удержалась от улыбки.

— А по-человечески? — жалобно спросил он, поднимая брови «домиком». Подтянул к себе стул, уселся задом наперед и оперся подбородком о сложенные кулаки.

— Разве я говорила по-хельски? — «удивилась» я, потом смилостивилась: — Причиной смерти послужил острый сепсис. Проще говоря, первые роды, сильные разрывы промежности, заражение крови. Понятнее?

— Ага, — кивнул Эринг. — Значит, муж не при чем?

— При вскрытии не обнаружено следов насильственности смерти, — пожала плечами я, откладывая ручку. — Поздние первые роды, вот и все.

— Ладно! — Эринг вдруг просиял улыбкой и пружинисто вскочил на ноги. — Госпожа доктор, позвольте пригласить вас на обед!

— Опять сплетничать будут, — вдохнула я, тщательно моя руки.

Жаль, на душ начальство не расщедрилось. Хоть амулеты против запахов в морг купили, иначе было бы совсем грустно.

— Да ну их! — отмахнулся Эринг. — Думаешь, люди не замечают, что я иногда у тебя ночую? И я сегодня приду, ладно?

— Что, опять?

— Ну да, — подозрительно легкомысленно подтвердил Эринг, — ты же не против?

— Не против, — согласилась я, расстегивая рабочий халат. На такие отношения местные смотрят косо, да Хель с ними! — Слухом больше, слухом меньше.

— Готова? — с надеждой спросил он, когда я накинула легкое трикотажное пальто (в Ингойе даже летом прохладно) и взяла сумку.

— Почти, — улыбнулась я, игнорируя подставленный локоть. Поправила галстук, который Эринг по давней привычке ослаблял, едва зайдя в свой кабинет. И велела полушутя: — Причешись, а то о нас невесть что подумают!

— Пусть думают, — он пятерней пригладил вихры и мотнул головой, как игривый щенок. — Не делай так, ты мне маму напоминаешь.

— Уговорил, — содрогнулась я. — Больше не буду! Пойдем?

— Пойдем! — Эринг одарил меня мальчишеской улыбкой.

* * *

Визг звонка, казалось, вскрывал мой череп, как дуговая пила . Я с трудом приоткрыла глаза. Судя по густой темноте, которую свет фонаря за окном лишь слегка разбавлял, до утра еще далеко.

Неведомый гость трезвонил с настойчивостью Хеймдалля, трубящего побудку богов и эйнхериев .

«Почему Хильд не открывает?» — сонно подумала я. Ах, да. Я же вчера поймала ее за руку на краже и уволила!

Я была так зла, что распахнула дверь, не спросив, кого принесло в такую рань. Даже при свете слабой лампочки было видно, что лицо Эринга посерело от усталости. Снова в своем кабаке всю ночь провел?

— Эринг, — рявкнула я, — рахиотом Гелли тебе в анальное отверстие! Опять ключ забыл?

— Не-а, — в доказательство он потряс извлеченной из кармана связкой. — Намного интереснее!

— Интереснее? — поразилась я, отступая, чтобы пропустить его в дом. Эринг ловко протиснулся, мимоходом чмокнув меня в щеку. На удивление, алкоголем от него не пахло, только цитрусовым одеколоном — бергамот, лимон, апельсин — и крепким дешевым табаком.

— Ага, — легкомысленно подтвердил он, плюхаясь на диванчик, накрытый полосатым пледом. — У нас интересный труп!

На мгновение я онемела.

— И ради этого ты вытащил меня из постели?! — вознегодовала я, оглядываясь в поисках чего-нибудь, чем можно ему пригрозить. Увы, все мои инструменты остались на работе, а зонтиком бить неспортивно. — Приду на работу к девяти, тогда и покажешь свой труп.

— Свой не покажу, — его удивительно четко очерченные губы дрогнули в улыбке. Одно время кто-то даже пустил слух, что Эринг их подкрашивает, но с такими разговорами он справился быстро и жестко. Деталями я не интересовалась — главное, что разговорчивые полицейские не попали ко мне на вскрытие. — И до девяти ждать нельзя. Ехать далеко.

— Ты с Иггдрасиля упал? — подозрительно осведомилась я, присаживаясь напротив него. — С какой стати я должна куда-то ехать? Ты у нас инспектор, ты и езжай. Доставишь мне материал.

— Ну, Регина, — он состроил просительную мину, — там правда интересный труп. И его надо на месте осмотреть. Ради меня?

Он так наивно похлопал длинными ресницами, что я поневоле усмехнулась и потерла сонные глаза.

— Нахал ты, Эринг, — констатировала я.

— Ага, — ухмыляясь, подтвердил он и развалился поудобнее. — Но обещаю потом отработать!

Я только хмыкнула, велела ему сварить кофе покрепче и отправилась одеваться.

* * *

Автомобиль, вырвавшись с тесных улочек Ингойи, мчал по шоссе с приличной скоростью. Дюжий констебль Амунди рулил, а Эринг дулся, что ему крутить баранку не доверили. Личный приказ начальника полиции, ничего не попишешь.

Когда солнце поднялось над горизонтом, я прилипла к окну, восхищенно глядя на обступившие дорогу горы. Надо думать, местные жители видели в причудливых нагромождениях скал и карабкающихся по уступам деревьях окаменевшие лица гигантов. Отчаянно хотелось побродить здесь с рюкзаком и палаткой. За полгода, прожитые в Ингойе, я еще не успела побывать в южной части острова, и теперь прикидывала, куда стоит заглянуть.

— Регина, — отвлек меня от размышлений голос Эринга, — когда ты так улыбаешься…

— Тебе становится страшно? — предположила я насмешливо.

Констебль фыркнул, но промолчал. Зачем нарываться?

— Ага, — подтвердил Эринг серьезно. — За тебя. Я же вижу, как ты смотришь на эти горы. Бросила бы ты это, а? Места дикие, а ты ходишь одна.

Я пожала плечами. Жаль, что он со мной вырваться не сможет. Эринг хмурился, кажется, всерьез за меня беспокоясь.