– Простите, сэр. Я задумалась. Вы что-то сказали?

– Я позволил себе заметить, что погода чудесная, мисс Петерсон.

– Погода? Да, разумеется. Просто прекрасная.

Эмма огляделась – кто бы спас ее от занудного разговора с мистером Стокли? Вокруг ни одного спасителя! Джентльмены по большей части толпятся около молодых леди, а те, в свою очередь, – вокруг Чарлза.

Леди Беатрис и члены Общества содействия процветанию и образованию женщин предпочли поболтать в доме. Хорошо, что Чарлз догадался закрыть на ключ запасы бренди! Герцог Олворд остался сторожить сон жены. По крайней мере так он сказал. Но на его лице Эмма заметила то же сладостное выражение, что было у Чарлза в оранжерее. Граф Уэстбрук отбыл за сестрой Олворда Лиззи. Мэг, вероятно, изучала растительность имения Найтсдейл.

– Вам нравится гостить в Найтсдейле, мисс Петерсон?

– Хм… Да, конечно. А вам, сэр? Довольны своей комнатой?

Еще бы Стокли не понравилась комната. У мистера Атуэрта, конечно, уютный дом, но до роскоши Найтсдейла ему далеко.

– Весьма доволен. Меня интересуют такие имения, знаете ли. Архитектура, мебель, скульптура.

– Вот как?

– О да! У вас, наверное, была возможность изучить Найтсдейл, мисс Петерсон? Сейчас, когда вы замещаете гувернантку, или же в юности? Как я понял, вы с маркизом друзья детства? Наверное, играли на чердаке или в подвалах, забирались в уютные местечки…

Глаза мистера Стокли загорелись. Должно быть, Мэг приходила в такой же восторг из-за какой-нибудь былинки. Страсть к красивым домам была даже понятнее, чем ее увлечение сорняками. Имение Найтсдейл произведет впечатление на кого угодно!

– Нет, мистер Стокли. Мы с девочками обитаем в своих комнатах в главной части дома. А лорду Найтсдейлу я никогда не была подругой детства – скорее, помехой детства. Лорд Уэстбрук или его светлость могут подтвердить. Если хотите, можете попросить лорда Найтсдейла показать вам дом.

Мистер Стокли хихикнул:

– Не думаю, что лорд Найтсдейл ко мне особо расположен.

Это еще мягко сказано. Чарлз смотрел на мистера Стокли почти как Королева Бесс на Принни: с отвращением, презрением.

– Уверена, мистер Стокли, что лорд Найтсдейл показал бы вам дом, если бы вы его попросили. Возможно, эконом, мистер Ламберт, окажет вам любезность.

– А вы, мисс Петерсон? Вы могли бы оказать мне любезность?

– Мистер Стокли, уверяю вас, экскурсовод из меня плохой.

Дорожка сделала крутой поворот, и гости оказались на полянке, где стоял домик в готическом стиле.

Леди и джентльмены бросились к нему, чтобы рассмотреть диковину поближе. Чарлз остался стоять с недоуменным видом, уперев руки в бока. Найдя взглядом Эмму, чуть не выругался.

– Что за че… – Он кашлянул. – Что это такое?

– Готический домик, милорд.

– Сам вижу, мисс Петерсон. Вопрос в другом – откуда он здесь взялся? – Он обвел рукой окрестности – лес и озеро.

– Вы его раньше не видели, милорд? – поинтересовался мистер Стокли.

– Нет.

– Неудивительно, – заметила Эмма. – Его тут не было, когда вы приезжали в последний раз, милорд. Маркиза приказала его выстроить сразу после свадьбы с вашим братом.

Чарлз горько усмехнулся:

– Какие еще чудовищные строения оскверняют пейзаж моего имения?

– Из новых – никаких, милорд. Остальные выстроили ваш отец, дед и, кажется, прадед.

– Хвала Богу за это. А то я уж испугался, что наткнусь где-нибудь на копию брайтонской конюшни принца-регента.

Удивительно. Такой любитель архитектуры, как мистер Стокли, непременно должен был присоединиться к толпе ахающих гостей, осматривающих строение. Но, услышав, что дом выстроили совсем недавно, он едва удостоил его взглядом и прошел вперед. Эмма вздохнула с облегчением.

– Рады, что отделались от дружка, мисс Петерсон? – спросил Чарлз.

– Тише, – Эмма оглянулась на остальных гостей, но они все еще восторгались витражами окон, – мистер Стокли мне вовсе не дружок.

– Дорогая, я весьма рад это слышать.

Чарлзу совсем не хотелось вести эту дурацкую процессию вокруг озера. Провести бы время с Эммой. Наедине. Убедить принять его ухаживания. Они могли бы проверить, нет ли в потешном псевдоготическом сооружении удобной кровати и надежного замка? Нужно будет обязательно туда зайти. Никогда не знаешь, где тебя застанет буря.

Хорошо хоть Стокли убрался куда подальше. Чарлз взял руку Эммы. Ему нравилось чувствовать ее рядом. К тому же, если на его руке лежит рука Эммы, в него уже не вцепится кто-нибудь из хихикающих барышень.

Олворд и Уэстбрук благоразумно уклонились от познавательной прогулки. Когда он их встретит, непременно скажет пару любезных слов. Кроме мистера Стокли, дам сопровождали всего трое джентльменов. Хотя каких там джентльменов – трое набитых болванов… Мистер Уильям Данли, тучный юнец, известный под прозвищем Щекач, был вторым сыном графа Данли. Прыщавый мистер Фрамптон, которого так и звали Прыщ, являлся старшим сыном барона. И наконец, мистер Оулдстон, наследник сэра Томаса, которого природа одарила выпученными глазами – семейная черта, – носил прозвище Жаба. Все трое посещали один университет и, как показалось Чарлзу, умудрились окончить его, не засорив мозги даже ничтожной крупицей знаний.

Где его тетка сумела найти таких идиотов? Если эти юнцы и глупенькие мисс и есть сливки высшего сословия, Британию ждет печальная участь. Взгляните-ка, Щекач, Прыщ и Жаба затеяли кидаться друг в друга лютиками. Их сюртуки и брюки покрылись репьями. Глупые девицы наблюдали за происходящим с таким восторгом, словно в жизни не видали ничего занятнее.

– Не пройти ли нам вперед, мисс Петерсон?

– Это было бы чудесно.

– Эмма, вы обязаны спасти меня от этих идиотов, – сказал он, когда они отошли подальше, где их никому не было слышно.

– Они еще слишком молоды.

– Молоды? В Испании я командовал ребятами, которые были намного моложе, чем та троица. Некоторые были совсем юны, но сражались так храбро, что все восхищались ими.

– Думаю, на войне люди быстро взрослеют.

– Да, тут вы правы. – Он посмотрел вдаль, поверх озерной глади, припоминая время, когда в последний раз шел по этой дорожке. Ему тогда было немногим меньше, чем этим троим фиглярам. Неужели он был таким же болваном?

Чарлз закрыл глаза, отгоняя воспоминания. Вероятно, он был ничуть не умнее. Да и невинной его глупость тоже никак было не назвать. После университета он не знал, куда себя деть, и злился на весь мир. Нужно было что-то делать – и успокоение находилось в пьянстве, игре и разврате.