— Ага, смешно… Значит, это я тебе жизнь испортила? Я тебя заставила на хорошую работу устроиться, да? Плохо тебе этим сделала, да?

— Да, плохо! Да, заставила! Не надо было!

— А что ж ты согласился, если не надо было?

— А с тобой разве можно в чем-то не согласиться? Ты вцепляешься в человека, как клещ! С тобой же рядом находиться опасно — током бьет и себя уже никем не ощущаешь… Тебе нужно сломать человека, непременно сломать! Ты же сожрала меня, всю мою суть человеческую, природную мою суть своими челюстями перемолола. Сожрала, как… Как…

— Как самка богомола, ты хочешь сказать?

— Да, именно так! Очень правильное сравнение, я сам бы не догадался! Ты самка богомола, Марта!

— Ну вот, и имя мне уже найдено, что ж… Вот и уходи. И спасайся от меня, слышишь? Пойдем, я помогу тебе вещи собрать.

Прощание в прихожей прошло быстро и без разговоров. Никита выволок на лестничную клетку чемодан, Марта распахнула и придержала дверь. Потом быстро закрыла ее, так же быстро провернула рычажок замка.

Все. Свободна. Нет больше Никиты в ее жизни. И сожаления никакого нет. Вперед, только вперед!

Но времени на новые эмоции не оставалось. Надо было приводить квартиру в порядок, надо было сбегать в магазин за продуктами. И надо было ждать звонка от Марата… Ждать — с предчувствием приятных перемен в жизни. Чего-то нового ждать.

Марат не звонил. Марта практически не отходила от телефона — он не звонил. Промучившись ожиданием три дня, Марта сама набрала его номер, быстро проговорила в трубку:

— Марат, это Марта! Извини, что отрываю от дел, может, мне позже перезвонить?

— Нет-нет! — радостно проговорил Марат, и у нее отлегло от сердца. Радость его была искренней и настоящей — по крайней мере, не слышалось в его голосе ни одной нотки досады. — Хорошо, что ты позвонила! А то я закрутился совсем. Дел по горло! Пришлось еще в командировку ехать, вот первый день, как вернулся…

— А… А я думала, что ты просто не хочешь звонить… Я должна извиниться за Никиту, что все так произошло…

— Нет, никаких извинений я не принимаю! — весело остановил ее Марат. — По крайней мере, по телефону! Давай я вечером приеду, и поговорим. Ты свободна сегодня вечером?

— Да, конечно!

Наверное, не надо было вкладывать столько радостной готовности в свое «да», но по-другому не получилось. Видимо, слишком перенервничала, ожидая звонка. В следующий раз надо держать себя в узде, иначе получается, что она сама напрашивается.

Хотя если даже сама, и что? Иногда и самой прогнуться не мешает. Для своей же пользы.

На ужин она запекла мясо по-французски. По моде. Очень выгодный рецепт оказался, между прочим. Мяса надо мало, а лука много. А к мясу купила красное вино, тоже французское. По крайней мере, так было написано на этикетке. Хотя вино было явно поддельным — наверняка настоящее французское вино стоит больших денег. Но у нее «больших» не было — где их взять-то. Выходит, вся надежда на этот ужин с Маратом. Потому что одна из целей этого ужина — уговорить его взять ее на фирму. Хоть кем. Хоть секретаршей. А другая цель… Ну, это уж как пойдет, это посмотрим…

Марта лукаво улыбнулась, оглядывая накрытый к ужину стол. Красиво получилось. Ну разве после такого ужина сможет настоящий мужчина сказать «спасибо» и уйти восвояси? Даже думать об этом смешно! Нет, дорогой Марат, не сможешь… Хоть сто раз будешь числиться порядочным, честным мужем какой-то там неизвестной жены, а не сможешь.

Интересно, а о собственном трудоустройстве когда лучше заговорить, «до» или «после»? Наверное, лучше «до». Потому что еще неизвестно, как поведет себя Марат «после». Наверное, надо ориентироваться по обстоятельствам…

Ориентироваться и не пришлось, к счастью. Марат сам предложил ей вожделенное «трудоустройство», причем очень ловко предложил, почти игриво:

— Да, подвел меня Никита, очень подвел, ничего не скажешь! Придется тебе, дорогая Марта, отрабатывать за него!

— В каком смысле — отрабатывать? — подняла она будто бы ничего не понимающие глаза.

— Да в обыкновенном! Будешь на моей фирме пахать, как миленькая! С завтрашнего дня и начнешь! И никаких отговорок не принимается!

— Да я и не отговариваюсь. Я готова! А кем?

— Ну, это дело десятое. Ты ж по диплому экономист?

— Ну да…

— Значит, пока в бухгалтерию, чтобы, так сказать, ближе к специфике… Поднатореешь немного, потом в финансовую службу тебя переведу, так легче карьеру сделать. А с карьерой у тебя получится, я думаю. Ты девушка хваткая. Я это сразу понял. И давай выпьем за твои будущие успехи, Марта. За красоту и очарование позже выпьем, а пока — за успехи!

— Давай. Я буду очень стараться, Марат…

— Я и не сомневаюсь. Все у тебя будет, моя дорогая. А я тебе помогу, можешь на меня рассчитывать.

— Спасибо, Марат…

Марат выпил вино, сморщился чуть-чуть. Все-таки вино было поддельным, наверное. Марта пригубила из своего бокала осторожно — ну да, кислятина, даже язык обожгло…

— А почему ты не спрашиваешь, с чего ради я решил тебе помогать? — с улыбкой спросил Марат, разделывая ножом мясо.

— А ты хочешь, чтобы я спросила?

— Да, хочу. Я во всем люблю ясность и досказанность, имей это в виду. Всякого недопонимания и флёра терпеть не могу.

— Хорошо, я спрошу. С чего ради ты решил мне помогать, Марат?

— А потому и решил, что ты мне очень нравишься, Марта. И как человек, и как женщина.

— А ты разделяешь эти понятия?

— Так не я разделяю, сама жизнь разделяет. То есть я хотел сказать, что ты мне нравишься как партнер и как женщина. Да, так будет правильнее. А я думаю, что в скором времени ты станешь моим партнером. Ты хочешь быть моим партнером, Марта?

— Хочу.

— А моей женщиной?

— Тоже хочу.

— Значит, я тебе нравлюсь?

— Да. Очень. Мне кажется, мы подходим друг другу. У нас даже имена схожие — Марта, Марат…

— Молодец! Молодец, что не стала возмущаться и кокетливо упрекать меня в цинизме. Молодец!

— Но я бы не назвала это цинизмом. Я бы назвала это честностью. Мне нравится, когда все честно в отношениях. На честный вопрос должен быть дан честный ответ, разве не так?

Марат глядел на нее долго, будто хотел удостовериться в искренности ее слов. Потом взял за руку, поднялся со стула, потянул ее за собой. Марта послушно встала, послушно пошла за ним в спальню. На миг ей стало не по себе, будто она была не Мартой, а наложницей этого мужчины по имени Марат. Или все так и есть и она сама добровольно отдает себя в наложницы?