– Они не вернулись.

– Они отсутствуют только три дня.

– Они взяли с собой почтовых голубей, понимаешь, чтобы связываться с гарнизоном. Поскольку телефон и радио там не работают. Через несколько часов после их входа в анклав голуби вернулись. Без какого-либо послания.

– Почему мне никто об этом не рассказал?!

– Потому что царь не знает, что делать. Сначала он решил держать тебя подальше от всего этого по совету некоего Глобачёва, начальника местной тайной полиции.

– Что за Глобачёв? Я даже не знаю этого человека.

– Против тебя он ничего не имеет, зато хотел бы, чтобы Сашка навсегда остался в анклаве.

– И что царь? Ничего не сделал, услышав про этих голубей?

– Ну что ты, сделал! Отправил следующий отряд солдат! Только с ними не было ни одного адепта. Ничего странного, что и они погибли. Но вернемся к делу: два дня назад меня выселили под предлогом ремонта апартаментов, и солдаты не пускали меня в это крыло. Сегодня утром без каких-либо объяснений мне позволили вернуться к себе.

– И что это значит?

– Похоже, царь изменил решение. Он знал, что первое, что я сделаю, – это проинформирую тебя о судьбе Сашки. Наверное, он хочет, чтобы ты организовал спасательную экспедицию. Только неофициально. Потому что не подобает ему отправлять на смерть человека, которому он обязан жизнью своего сына. К тому же Глобачёв убедил императора, что все солдаты Конвоя нужны сейчас здесь, во дворце. Конечно, исключительно для безопасности царской семьи. И в заключение мы не можем рассчитывать на людей Сашки.

– Но одни мы не справимся!

– Может, не все так плохо, мы должны поговорить с Матушкиным, он тут, во дворце. Похоже, его к тебе тоже не пускали.

– Но царь…

– Царь – слабый, нерешительный человек, – бесцеремонно прервала его девушка. – Он ничем нам не поможет.

Рудницкий кивнул: он тоже заметил, что перед лицом трудностей император не может самостоятельно принять решение и часто полагается на других. Поэтому так долго и безрезультатно лечили цесаревича, только в крайнем случае император решил поступить вопреки воле окружающих.

– Ну ладно, – сказал он. – Поищем Матушкина. Встретимся у меня, сомневаюсь, что в крыле, где живет царская семья, кто-то отважится подслушивать.

– Только бы ты был прав, – буркнула Анастасия. – И откуда эти синяки под глазами? – спросила она, критичным взглядом оглядывая его. – Не можешь спать?

– Спал как убитый. Это усталость, – пояснил алхимик. – Вчера я создал несколько иллюзий. Очень реальных иллюзий, – добавил он с удовольствием. – У меня такое впечатление, что я добился успеха.

– Это не вызывает сомнений, – сухо признала она. – Иначе бы ты не проснулся.

– Не понял…

– Вижу, что не понимаешь. Что тебя заставило использовать именно этот символ? И больше чем раз в день? Ты с ума сошел?!

– Но это только иллюзия.

– Какая, к черту, иллюзия?! Ты забыл, откуда берутся слова силы? Бог не создавал иллюзий!

– Ты хочешь сказать, что… – Рудницкий не закончил, ошарашенно вытаращившись на девушку.

– Да! Это Слово творения. Никто, ни один маг или Проклятый не в состоянии призвать к творению даже наименьшую вещь, призвать постоянно, но временно – да. Только в случае именно с этим символом вся энергия, необходимая для материализации желаемого, должна исходить от адепта.

– Это опасно?

– Очень. Ты же старался, чтобы эффект продержался подольше?

Алхимик кивнул.

– Идиот! Все маги сокращают время как могут, ты один его растягиваешь! И какого черта? Хватило бы и нескольких секунд.

– Несколько секунд? А что за это время можно успеть сделать?

Анастасия прошептала магическую формулу так, что отдельные слоги слились в одно шипение, одновременно в ее руке появился нож. До того как Рудницкий успел сориентироваться, девушка вогнала лезвие в спинку кресла. На глазах ошеломленного алхимика оружие развеялось в воздухе, только глубокая дырка в кресле напоминала, что все произошло на самом деле.

– Достаточно? – кинула она.

– Достаточно… практическое применение этого слова.

– А на что ты надеялся?

– Когда ты успела этому научиться?

– Запомнить, – исправила его Анастасия. – Недавно.

– Я тоже мог бы так, с этим ножом?

– Не узнаешь, пока не попробуешь. Но не сегодня.

– А что-то более сложное? Ну, например, револьвер?

– Нет, не думаю.

– Почему?

– Что ты вчера создал? – ответила она вопросом на вопрос.

– Кролика, – прошептал алхимик, отводя взгляд.

– Что еще?!

– Ну я же говорю, кролика, – буркнул он.

Анастасия закатила глаза, было видно, что она хочет это прокомментировать, но потом махнула рукой.

– Что этот кролик делал?

– Как что? Был.

– Прыгал? Шевелил носом? – спросила она нетерпеливо.

– Нет, – задумчиво сказал алхимик. – Вроде нет. Чтобы он двигался, потребовалось усилие воли.

– Чтобы совершить акт творения, нужно представить себе данную вещь такой, какая она есть. В самых мельчайших подробностях. Ты сконцентрировался только на форме. Потому кролик не прыгал и не загадил ковер, – злобно кинула она. – А нож – это только кусок стали. Револьвер – это уже механизм. Ты можешь представить себе его вид и принцип работы?

– Нет.

– Тогда у тебя есть ответ на свой вопрос, – сказала она. – На будущее – консультируйся со мной до того, как тебе придет в голову гениальная идея.

Рудницкий кивнул.

– Иди за Матушкиным, – сказал он. – А я закажу завтрак на троих.

– Я хочу мяса, – проинформировала девушка. – Мяса с кровью.

– На завтрак?!

– А какая разница?

– Может, тогда что-то живое? – с иронией предложил он. – Будет кровь и писк.

– Думаю, лучше давай откажемся от этого варианта, – парировала Анастасия, глядя на Рудницкого холодным взглядом. – А то еще уговоришь меня.

– Ладно, закажу тебе стейк. С кровью!

Только после ухода девушки он понял, что его лоб вспотел.

– Пошутишь с такой, – пробубнил он.

* * *

Утверждение, что у Матушкина было плохое настроение, было бы большим приуменьшением: офицер едва сдерживал ярость.

– Это тот жандарм! – процедил он сквозь зубы. – Это все его вина! Хотели отправить меня в какой-то занюханный гарнизон на другом конце страны, чтобы я случаем не организовал спасательную операцию. К счастью, я успел взять отпуск.