— Вы имеете в виду оружие? — забеспокоился Пурикордов.

— Да.

— Помилуйте, как можно!

— А нательный крест? — спросила Елизавета Александровна.

— Он из железа? — осведомился спирит.

— Нет, серебряный.

— Оставьте, — разрешил Гиперборейский, а я подумала, что никакие духи не в силах заставить меня снять крестик, подаренный крестной.

— Ох, боязно мне, — прошептала Воронова и украдкой осенила себя крестным знамением. Муж посмотрел на нее ободряюще и накрыл ее ладонь своею. Я умилилась. Как трогательно было наблюдать за супружеской парой, сохранившей свою любовь в течение столь многих лет.

Старинные напольные часы пробили полночь, и спирит торжественно произнес:

— Духи ждут приказа. Велите!

Вороновы переглянулись, пошептались немного и назвали имя Александра Сергеевича Пушкина. К ним присоединилась Марина. Пурикордов попросил вызвать Николо Амати, сына Джироламо, изготовителя скрипки, на что Гиперборейский пробурчал еле слышно «мудёр вельми маэстро», а Перлова — неизвестного трансильванского графа Влада. Кто он таков и чем знаменит, певица не пояснила.

Пурикордов повернулся ко мне и спросил:

— А вы с кем бы хотели поговорить, Аполлинария Лазаревна?

— Мне бы хотелось услышать двоих, если можно, — сказала я.

— Пожалуйста, как вам будет угодно, но кого именно вы желаете пригласить?

— Сергея Васильевича Иловайского и Алексея Юрьевича Мамонова, если вас не затруднит, Фердинант Ампелогович, — попросила я Гиперборейского тоном примерной институтки.

Все замерли, боясь вздохнуть и нарушить звенящую тишину.

— Нельзя! — резко оборвал меня медиум. — Их духи рядом, они сильны и не дай Бог их рассердить! Смерть неминуема!

— Я не буду их сердить, что вы! — возразила я. — Задам каждому один и тот же вопрос и все.

— Какой еще вопрос? — повернулась ко мне Марина. — Не тревожь тела, они еще не похоронены. Там Анфиса и Елена Глебовна кафизмы читают, чтобы души невинно убиенных рабов божьих в рай попали, а ты навредить хочешь? Не тревожь!

— Если уж есть такая возможность, почему бы не спросить: «Кто ваш убийца?» и все, — парировала я. — Убийцу найдем, и душе легче будет, что помогла отыскать.

Тут я запнулась, поняв, что в запальчивости высказала что-то не то.

— Все предопределено во вселенной, — нахмурился Гиперборейский. — И если их души покинули физические тела, значит, так и должно быть. Они устали жить в бренном мире.

— Вы оправдываете убийц? — я не на шутку рассердилась.

— Нет, — с едва заметным раздражением ответил он, — просто в мире не нами все предопределено. И если убийца зарядил пистолет, то разве он этого хотел? А может, его руку направлял высший судия, карающий за грехи прошлой жизни, и смерть жертвы была всего лишь наградой, или справедливостью — понимайте, как хотите.

— Неплохо, — усмехнулся Аристарх Егорович, — так на этого судию все можно спихнуть: и пьянство, и воровство, и даже убийство. Мол, неподвластен я, направляют меня высшие силы. А какой с них спрос?

— А на хорошее дело эти силы тоже направляют, или человек только плохое по принуждению делает? — спросила Елизавета Александровна.

— На это я тебе, матушка, так отвечу, — обернулся Воронов к супруге, — Бог нас на хорошие дела наставляет, а сатана под локотки подталкивает, на дурное подбивает. А мы должны от искуса воздерживаться.

— Подождите-ка, уважаемый Аристарх Егорович, — вступил в беседу Пурикордов, — а как же свобода волеизъявления? Что, все только Бог да сатана определяют? Человек своего разума вовсе не имеет, так что ли? Ныне не прошлые времена, все же конец девятнадцатого века, электричество, паровозы.

— Ох… — вздохнула Марина и произнесла с досадой: — Милейший Александр Григорьевич, при чем тут ваши паровозы? Речь идет о том: все в руце божьей или человек может сам определять свое поведение?

— Человек предполагает, а Бог располагает, — заметил Воронов.

— Как при чем? — возмутился Пурикордов. — Неужели надо объяснять? Это же так просто! Возьмем меня. Раньше в кибитке, даже по дороге столбовой да на перекладных сколько времени у меня на дорогу уходило! А сейчас прогресс: быстро, тепло и по расписанию. Уж можете мне поверить, я пол-Европы объехал. Успел бы я везде, ежели в кибитке ездил? Что бы вы ни говорили, Марина Викторовна, а своей известностью я обязан не только таланту и трудолюбию, а и паровозам! Да-да, именно паровозам!

— Паровозы, стало быть, от Бога, — резюмировала молчащая до сих пор Перлова, — раз польза от них такая неимоверная Александру Григорьевичу. А я слышала, недавно на вокзале одного несчастного колесами переехало. Пополам. Зазевался и попал под паровоз. Так это действие тоже от Бога? Или оно было предопределено? Вот о чем толкуем.

Спор продолжался. Казалось, сидящие за столом забыли о цели своего собрания, и продолжали приводить доводы pro et contra[30]промысла Божьего.

Тем временем я обратила внимание на Гиперборейского. Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза и замер недвижим.

— Смотрите, — я показала на него.

— Свершилось! Он входит в контакт с духами, — прошептала Марина, — пора начинать спиритический сеанс.

Сидящие за столом протянули пальцы и коснулись блюда. Оно слегка подвинулось да и осталось в прежнем положении.

— Кого вызываем? — громким шепотом осведомился Пурикордов.

— Александр Григорьевич, вы не в нумерах, а на спиритическом сеансе, — напомнила ему хозяйка. — Не будем настаивать: кто придет, того и спросим.

Неожиданно по комнате пронесся слабый ветерок, поколебав язычки пламени свеч. Наши тени на стенах задрожали мелкой рябью. Откуда было взяться сквозняку при запертых и заваленных снегом окнах?

— Он здесь, я чувствую его! — выдохнул медиум, не открывая глаз. Его пальцы напряглись, он вцепился в подлокотники высокого стула и изогнулся, словно в приступе падучей. — Кто ты? Назови свое имя.

Блюдо, постукивая, стало поворачиваться, останавливаясь возле той или иной буквы. Пальцы присутствующих трепетали, касаясь его. Все быстрее и быстрее вертелось блюдо. Марина, как хозяйка дома, записывала буквы, когда они застывали перед стрелкой. Блюдо остановилось. Марина, прочитав сложенные буквы, ахнула — бумажка пошла по кругу. На ней корявым почерком было написано: «Я дух этого замка».

— Боже мой! — ахнула Воронова. — Да неужто то самое привидение, о котором крестьяне в деревне сказывали.

— Не божись, матушка, — остановил ее супруг. — Спугнешь.

— Спрашивай, кто убийца, — наклонилась я к Марине. — Это же местный дух, не какой-нибудь пришлый Наполеон — он все видел. Чего время зря терять?