Услышав, что ее требования могут быть удовлетворены, Джини обрадовалась, но напряжение, в котором она пребывала в течение всего ближайшего времени, так и не оставило ее. Оно было настолько сильным, что у нее подкашивались ноги.

— Я примерно представляю, что ты думаешь обо мне, но… обманывать тебя не собираюсь.

Сид на минутку задумался.

— Что ж, судя по всему, условий моего отца ты не нарушала. Насколько мне известно, он велел тебе убраться из города?

— Верно, — кивнула Джини. — Брюс не может пожаловаться на то, что я не выполнила своих обязательств. Хотя сам оболгал меня, как только мог… Хмурься сколько угодно, но это правда. Пусть даже неприятная для тебя.

Сид нетерпеливо качнул головой.

— Мой отец здесь ни при чем, поэтому оставим его в покое.

— Хорошо. Замечу лишь, что я действительно уехала из Хьюстона и не показывалась здесь три года. Возможно, этот срок был бы более продолжительным, если бы у Кончиты не начались неприятности.

— В которых она сама виновата, — поморщившись, сухо заметил Сид. Потом добавил: — Вероятно, вы нечасто виделись за прошедшее время…

Джини пожала плечами.

— Мы беседовали по телефону. Что же касается остального, я работала, Кончита тоже, нам некогда было ездить друг к другу. К тому же ни у нее, ни у меня даже нет личного транспорта.

Она могла бы добавить, что виной ее трехлетней разлуки с матерью был отец Сида, Брюс, который хладнокровно разъединил их маленькую семью, но предпочла промолчать. Если часто упоминать имя Брюса, Сид разозлится, что лишь осложнит и без того непростую ситуацию.

— Пока будешь жить со мной, можешь пользоваться моим личным транспортом, — произнес Сид таким тоном, словно это было еще одно условие текущего договора.

Было заметно, что разговор ему уже неинтересен. В его глазах появился блеск того особенного лихорадочного оттенка, от которого Джини вновь охватил трепет. Она почувствовала, что краснеет под этим взглядом.

— Что ж, — медленно произнес Сид, — похоже, ты остаешься у меня, верно?

Джини нервно облизнула губы.

— Прямо сейчас?

Он тихо рассмеялся.

— А когда же? Или ты думала, что наше соглашение вступит в силу в следующем году?

— Нет, конечно, — пробормотала Джини. — Но к чему такая спешка? По-моему, на данный момент достаточно и того, что мы наконец-то достигли соглашения.

Джини струсила. Несмотря на весь свой экстравагантный вид, она не была готова сию минуту лечь с Сидом в постель. Ей требовалось какое-то время, чтобы освоиться и с этой мыслью, и со своим новым положением.

— Меня больше интересует суть нашего соглашения, чем что-либо иное, — усмехнулся Сид.

— Но… сегодня я планировала навестить Кончиту. Порадовать неожиданным визитом. Ведь в последнее время у нее было мало приятных сюрпризов…

— У меня тоже, — вкрадчиво произнес Сид. — И потом, насколько я понимаю, Кончита тебя сегодня не ждет. А ты вдруг явишься как снег на голову. Сразу начнутся расспросы — что да почему. Лучше оставайся у меня.

Оставайся у меня…

Эта пронизанная интимностью фраза взволновала Джини так сильно, что у нее, казалось, зашевелились волосы на голове. Кожу закололо будто тысячами тонких иголочек, щеки запылали.

И все же она не забыла, какова основная цель ее визита сюда.

— А если я останусь… э-э… каковы гарантии того, что ты выполнишь все касающиеся Кончиты обещания? — сдавленным от избытка чувств голосом произнесла Джини.

При этом в голове ее промелькнуло: а и впрямь похоже на деловые переговоры.

Сид окинул ее насмешливым взглядом.

— Что? Ты не доверяешь мне? Ты — мне?!

Она поджала губы.

— Считай, что плачу тебе той же монетой. Ведь и ты не скрываешь недоверия. Если в этой сделке мы выступаем в качестве равноправных партнеров, то я вправе действовать так же, как и ты.

Сид шевельнул бровями, словно взвешивая про себя ее слова, затем кивнул.

— Если рассматривать эту историю как чистый бизнес, ты права. Но тебе придется поверить мне на слово, ведь не могу же я позвонить отсюда следователю и дать распоряжение прекратить вызывать Кончиту на допросы. Это дело деликатное, просто так не решается. Чтобы уладить его, мне придется съездить в город и лично встретиться… даже не со следователем, а с его начальством.

Джини подавила вздох разочарования. Похоже, данный вопрос действительно нельзя решить прямо сейчас. Но есть еще одно дело…

— Что же касается увольнения, — произнес Сид, будто прочтя ее мысли, — здесь решение зависит только от меня. И я даю тебе полную гарантию, что Кончита не только не будет уволена, но даже получит небольшую прибавку к зарплате. В качестве аванса на будущее. Думаю, вся эта история станет для нее хорошим уроком. Если хочешь, можешь прямо сейчас позвонить Кончите и сказать, что я ее не уволю.

Джини просияла.

— Правда?

Он слегка пожал плечами.

— Конечно. Воспользуйся здешним телефоном. — Неожиданно в его глазах промелькнула какая-то мысль. — Впрочем, нет. Это неудачная идея. Если ты позвонишь, Кончита начнет тебя расспрашивать и разговорам не будет конца.

Если бы дело было только в этом, подавила вздох Джини. Пока Сид говорил, она успела остыть и ей на ум пришли собственные соображения. Кончита обязательно спросит, каким образом я добилась того, чтобы Сид смягчился, и что я ей отвечу? Правду сказать не могу, это абсолютно исключено. Значит, придется врать и изворачиваться. Но если Кончита почувствует подвох или поймает меня на какой-нибудь неувязке, то… Нет, лучше вообще не звонить! Пусть о решении Сида сообщит ей кто-нибудь из сотрудников компании «Дженнингс моторс», которых там хоть отбавляй…

— Да и какая разница? — продолжал тем временем Сид. — Позже расскажешь. Завтра, например. Перед отлетом во Флориду.

— Я никуда не лечу, — машинально, думая о своем, обронила Джини.

Сид усмехнулся.

— Летишь. Просто до сих пор ты этого не знала.

— Я и сейчас… — Джини вскинула на него взгляд. — Постой, на что это ты намекаешь?

— Не намекаю, а говорю прямо: завтра ты летишь во Флориду на мою, находящуюся в окрестностях Уэст-Палм-Бич, виллу.

Она недоуменно заморгала.

— Зачем?

— Чтобы, как ты выразилась, делать все, чего ты хочешь. То есть чего хочу я. Полагаю, ты понимаешь, о чем идет речь.

Еще бы она не понимала!

Вспыхнув, Джини отвела глаза. Ей понадобилась почти минута, чтобы справиться с волнением. И лишь после этого к ней вернулась способность соображать.

— А ты? Остаешься здесь?