– Ты же знаешь, что я не пою.

– Знаю. Но ты слишком серьезный, а я хочу, чтобы ты наконец расслабился и забил на мнение окружающих.

– У меня нет ни слуха, ни голоса.

– А у кого он есть? – со смехом спрашиваю я, и снова тяну его в здание.

– У тех парней, что сейчас вошли в бар, – отвечает он, показывая пальцем на вход.

– Ну же, давай. Ну ради меня.

Дрю тяжело вздыхает и на мгновение прикрывает глаза. А когда снова открывает их, в них плещется дьявольское пламя.

– Ты моя должница, миссис Нортон.

– Я Диккенс.

– На работе ты Диккенс, а по документам Нортон. Идем уже, мне не терпится испытать мои пару минут позора.

Я взвизгиваю от шлепка по попке и забегаю в уютный бар, в котором два нестройных пьяных голоса исполняют бессмертный хит Тины Тернер.

Дрю

Какого черта я на это согласился? Мне стоило бы до последнего стоять на своем и отмахнуться от Долли с ее безумной идеей. Я из той категории людей, которым медведь на ухо наступил, потоптался по нему изрядно и для пущей надежности еще и присел сверху. Обычно как раз такие люди и поют в караоке, уверенные в своем природном таланте. Но я не отношусь к ним, трезво оцениваю свои способности и считаю, что каждый должен заниматься своим делом. Вот если Ник умеет петь – он поет. А если я умею управлять группой, то этим и занимаюсь, не стремясь заслужить славу певца. Но моя теперь уже жена уверена, что мне стоит испытать это незабываемое чувство позора, которое несмываемым слоем грязи осядет, я уверен, на моем отполированном эго.

Как только очередной чувак в костюме Элвиса называет со сцены мое имя, группа начинает улюлюкать и всячески подбадривать меня. А я чувствую, как по позвоночнику стекает капля пота. Первая и далеко не последняя, а лишь единственная из сотен, которые будут сопровождать меня все пару минут, пока я буду петь. Наклоняюсь к Долли и говорю ей на ухо:

– Ты еще об этом пожалеешь, Нортон.

– О, я наслажусь твоим позором по полной.

Приподнимаю бровь, давая понять, что она сама себя выдала, и теперь я знаю, что эта дурацкая идея появилась не ради того, чтобы справиться с моими какими-то комплексами. Не-е-ет, миссис Нортон задумала унизить меня. Позже я обязательно отыграюсь на ней.

Стараясь сохранить все свое достоинство – насколько это реально в моем положении, – я поднимаюсь на сцену. Я выбрал песню «Крашез». «Потанцуй со мной, детка». Это чуть ли не единственная песня, слова которой я знаю полностью, слышал ее тысячи раз и в ней не надо тянуть ни одной ноты. Она быстрая, веселая и напоминает мне о предательнице, сидящей за столиком во втором ряду зала. С первыми аккордами проигрыша моя компания начинает реветь и одобрительно свистеть. Ага, парни, это ваша песня. Я отвратительно пою, едва попадая в ноты, мой голос хрипнет от волнения и я даже чувствую, как лицо краснеет и потеют ладони. Я крепко вцепился в микрофон, чтобы тот не выскользнул из рук. Слава богу, никому не приходит в голову кричать «бу», а весь зал подпевает задорной песне. Но я смотрю только в одну точку: на лицо Долли.

Вообще забавно, как все получилось. Я случайно купил кольцо для нее. Еще будучи в Нью-Йорке. Просто поддался порыву, проходя мимо магазина «Тиффани». Просто вошел туда прямиком к витрине с обручальными кольцами и, не думая ни секунды, ткнул в три кольца из одной коллекции. Услужливый сотрудник магазина упаковал их, похвалив мой скромный выбор. Одно кольцо для скоростной помолвки перед часовней и два, которые мы надели друг другу во время церемонии. Теперь нежный пальчик Долорес, до этого пустовавший, украшают два кольца из белого золота. Они периодически перекручиваются и камень съезжает вниз, потому что я слегка прогадал с размером. Но мне все равно нравится. А если ей будет неудобно, то мы всегда можем отдать украшения в знаменитый ювелирный дом, чтобы подогнали по размеру. Но она пока не жалуется. И на свой новый статус тоже.

Все произошло так стремительно, и я все сделал, дважды не подумав. Просто встал на одно колено и сказал то, что ураганом металось по моему сердцу. Я люблю ее и хочу провести с ней целую вечность. Разделить ее боль и попробовать создать полноценную семью. Я уже начал это делать, но Долли пока рано говорить об этом, она еще не готова. Моя куколка только обрела счастье, и пока я не буду ее волновать разговорами о самом главном для нее.

Долли одержима идеей стать матерью. Она в принципе одержима идеями. Если Диккенс —а теперь уже Нортон – что-то вбивает себе в голову, то она непременно должна достигнуть положительного результата и обязательно с наивысшими показателями. Если стать режиссером, то знаменитым и востребованным. Если создавать семью – то непременно с детьми. Если любить – то до головокружения и фейерверков в сердце. Каждому своему занятию Долли отдается на двести процентов. И этот ее перфекционизм в делах и задумках мешает довольствоваться малым. Строить счастье даже с лишениями. Долли умеет радоваться мелочам, ловит каждое счастливое мгновение. Но когда дело доходит до серьезных вещей, она не может делать все наполовину, только отдаваясь целиком. Если бы я дал ей хотя бы час на раздумья, она не вошла бы в ту часовню с намерением стать моей женой. Долорес импульсивная и я знаю, что на принятие любого судьбоносного решения ей нельзя давать больше пары минут. Иначе сомнения помешают ей принять решение, которое сделает ее в последствии счастливой. Прагматичная, продуманная Долли равно несчастливая Долли. Так что я принял решение играть на ее инстинктах.

Наконец с последними аккордами музыки мои мучения заканчиваются и под оглушительные аплодисменты нашей банды я плетусь назад к столику. Моя рубашка мокрая от пота, голос сел и трусятся руки. Никогда в жизни мне еще не было так страшно. Адреналин бурлит в венах, как кипящая лава. Мне нужно куда-то деть эту энергию, выплеснуть ее. Взгляд сам собой цепляется за мою красавицу-жену, которая хитро улыбается, показывая мне поднятые вверх большие пальцы. Я рассеянно машу нашим друзьям, хватаю Долли за руку и волоку в сторону туалетов. Я знаю один способ сбросить напряжение без членовредительства.

Толкаю первую дверь – она заперта. Толкаю вторую и та распахивается. Заволакиваю внутрь хихикающую жену и запираю за нами дверь, впечатывая в нее эту негодяйку. Я не жду и не раздумываю, просто набрасываюсь на губы Долорес, сминая их своими. Кладу ладонь на ее шею, несильно сжимая. Долли стонет мне в рот, захваченная нашей похотью. Она тоже не медлит, не ждет проявления инициативы с моей стороны. Она расстегивает ширинку на моих джинсах и проникает рукой мне в трусы, сжимая рукой твердый, как камень, член. Я отрываюсь от ее губ, потому что мне не хватает воздуха. Долли крепко держит меня за самую чувствительную часть тела и водит кулаком вверх и вниз, оголяя нервы и еще сильнее распаляя жажду.

Я отпускаю ее шею, рука сползает на грудь, и я безошибочно нахожу сосок, сжимаю его через ткань тонкого платья, вырывая из груди Долли хриплый стон. Она опускается ниже, присаживается на корточки и, глядя мне в глаза, вбирает член в рот. Я шумно выдыхаю и зажмуриваюсь. Прислоняюсь лбом к двери, зажимая Долли между мной и деревянным полотном. Кажется, кто-то дергает дверную ручку и стучит, но я этого почти не слышу. Все звуки доносятся до меня как будто из-под толщи воды, я слышу только причмокивания мягких нежных губ, которые с невероятной скоростью скользят по налитому кровью члену. Я погружаюсь в горячий рот. Едва сдерживаясь, чтобы не схватить ее за волосы и не начать трахать, пытаясь проникнуть еще глубже. Рука, которой я упираюсь в дверь, сжимается в кулак, а по телу проходит дрожь.