К исходу 23 января, пройдя с боями пятьдесят пять километров и успешно выполнив поставленную задачу, дивизия расположилась на отдых и ночлег побригадно: 1-я кавбригада — в Малой Ивановке, 2-я кавбригада — в Давыдовке.

В результате боя в Прямой Балке и Давыдовке белогвардейцы потеряли только убитыми, главным образом зарубленными, до тысячи солдат и офицеров. Мы взяли много пленных, в том числе офицеров, действовавших в качестве рядовых солдат, захватили тринадцать орудий, тридцать пулеметов, все обозы и боеприпасы, а также много лошадей.

Наши потери оказались сравнительно невелики, главным образом ранеными. В числе легкораненых был и я.

На другой день после отправки пленных в Дубовку значительная часть насильно мобилизованных белыми солдат обратилась к нам с просьбой принять их в нашу дивизию.

Мы продолжали преследовать противника, который отошел в Большую Ивановку.

Командир разведки 2-го полка Филипп Новиков, посланной 25 января на Семеновку, вернувшись, доложил, что Семеновка занята 1-м Иловлинским красным казачьим полком Колесова, входящим в состав Камышинского боевого участка, которым тогда временно командовал Базилевич. Таким образом, связь 10-й армии с ее Камышинским боевым участком была восстановлена, и, следовательно, задача, поставленная дивизии командующим 10-й армией, успешно выполнена.

Теперь мы должны были начать рейд по тылам противника, сосредоточенного перед правым флангом 10-й армии.

К этому времени связь с командующим армией была прервана, и получить от него какие-либо дополнительные указания не представлялось возможным. Мы должны были самостоятельно принимать решения. Несмотря на всю сложность действий в тылу противника, я был твердо уверен в нашем успехе. Уже в бою под Дубовкой я убедился, что кавалерийская бригада представляет собой серьезную ударную силу, которая может во многом изменить в нашу пользу обстановку на фронте к северу от Царицына. Теперь же у нас была кавалерийская дивизия, вырвавшая на участке своих боевых действий инициативу из рук белогвардейцев. Как показали бои в Прямой Балке и Давыдовке, наша конница, сведенная в кавалерийскую дивизию, стала грозным противником для казачьей кавалерии — той самой кавалерии, ударов которой боялась наша пехота, да и слабые, недостаточно организованные части нашей войсковой конницы. Вновь созданная кавалерийская дивизия превосходила кавалерийские соединения белых и в огне и в четкости организации, и в тактических приемах, но основное ее преимущество состояло в высокой сознательности бойцов и командиров, в их неудержимом наступательном порыве. Воодушевленные первыми победами, они почувствовали свою силу и рвались в бой. Нужно было использовать эти благоприятные факторы и развивать успех, не останавливаясь на полпути.

Следует сказать несколько слов о нашем превосходстве в огне над противником. Речь в данном случае идет о вооружении конницы, а не всех белогвардейских войск. В целом армии белых были вооружены немецкими империалистами, а затем Антантой сильнее, чем была вооружена Красная Армия. Но наши кавалерийские части и соединения, как правило действовавшие в авангарде пехоты, первыми использовали богатые трофеи и за счет их имели возможность добиться превосходства над противником в пулеметах, артиллерии, револьверах, винтовках.

Это превосходство достигалось неимоверно упорными усилиями наших командиров. Особенно стремились они к тому, чтобы в их подразделениях было побольше пулеметов, которые мы ставили на тачанки. Такое новшество давало нам возможность маневрировать огнем, создавать превосходство в огне на нужных участках. К тому же многие наши кавалеристы ранее прошли службу в пехоте и владели стрелковым оружием лучше, чем казаки, сила которых была в умении владеть холодным оружием.

3

Пурга к ночи стихла. В домике, почти по крышу занесенном снегом, мы с командирами бригад обдумывали порядок дальнейших действий дивизии. Прежде всего решили связаться с нашим соседом Колесовым, наладить с его полком взаимодействие, а затем наступать на Большую Ивановку.

На рассвете, взяв с собой взвод ординарцев, я поехал верхом в штаб 1-го Иловлинского казачьего полка. По сведениям, он должен был находиться в Семеновке, однако мы натолкнулись на Колесова, еще не доехав до Семеновки. Штаб полка расположился у высокой скирды сена. На вершине ее мы увидели широкого в плечах человека в белой барашковой папахе. Не отрывая глаз от бинокля, он неуклюже, по-медвежьи, двигался вперед и что есть мочи кричал:

— Держи, держи, да правее же держи, сатана!

А потом вдруг резко остановился и начал пятиться назад. При этом он грозил кому-то кулаком, топал ногой и кричал:

Руби, от же паразиты, руби, я вам говорю!

Кому он приказывал рубить, я не видел. Но он, должно быть, видел в бинокль кого-то, кто должен был рубить, но не рубил. Командуя, он увлекся и забыл, что находится на вершине скирды. Доиятившись до края ее, он вскинул руки и полетел вниз. Человек, видимо, серьезно ушибся, однако я и мои ординарцы не могли удержаться от смеха.

Подъехав к группе командиров, стоявших у скирды, я поздоровался и спросил, где могу видеть командира полка Колесова. Мне указали на упавшего. Я спешился и подошел к нему. Он встал, отряхнулся, и мы представились друг другу.

Из информации Колесова я понял, что 1-й Иловлинский полк обороняет Усть-Погожье и Семеновку.

Противник за последние дни не ведет активного наступления, — сказал Колесов. — Происходят только стычки разъездов, — добавил он, показывая в ту сторону, куда только что смотрел в бинокль.

А какие перед полком силы белогвардейцев? — спросил я.

Не знаю, — ответил Колесов. — Я их не считал.

Заговорив о необходимости взаимодействия, я начал с того,

что предложил Колесову совместно разгромить части противника, сосредоточенные в Большой Ивановке:

Наша дивизия нанесет главный удар со стороны Малой Ивановки, а 1-й Иловлинский казачий полк одновременно атакует противника с северо-востока, после чего будем вместе наступать на Лозное.

Колесов не только охотно согласился с моим предложением, но даже попросил включить его полк в состав дивизии. Я ответил, что самостоятельно решить этот вопрос не могу: необходимо решение командующего армией. Он, вероятно, подумал, что это только отговорка, и начал горячо доказывать, что присоединение его полка к нашей дивизии крайне необходимо для дела.

Мой полк, — говорил Колесов, — является единственной кавалерийской частью на Камышинском боевом участке. Противник у нас маневренный и часто прорывает нашу оборону. Поэтому полк все время бросают с одного направления на другое, и нередко для выполнения задач, которые должна выполнять пехота. Кроме того, чуть ли не каждый день полк переподчиняют новым начальникам. Все требуют активных действий, но никто не желает помочь боеприпасами, оружием и всем другим, необходимым для жизни и боя.

Но как он ни убеждал меня, я все-таки не согласился без ведома начальника Камышинского боевого участка и решения командующего 10-й армией включить его полк в состав своей дивизии. Мы договорились на том, что вернемся к этому вопросу после взятия Большой Ивановки. Кстати, подумал я, и присмотрюсь в бою к его казакам.