угрожает. Для тварей я – один большой засвет Смерти, пугающий до «медвежьей болезни». Бродяги же вообще бесхозные беспилотные дроны, попадая в поле моего «управляющего контура Нежитью», мною же, на автопилоте, и разворачиваются на сто восемьдесят градусов и отправляются бродить дальше, перпендикулярно к нашему маршруту. Был, конечно, соблазн разоружать их. Но какого-либо беспалевного варианта объяснения происхождения оружия я не придумал. Тупой, каюсь! Я и так раскрылся больше, чем планировал.

Так и пошли ускоренным маршем вверх по течению реки под красивым названием Светоносная. Не сразу, конечно, пошли именно ускоренным маршем. Но с каждым днём народ всё больше втягивался в ритм, всё большие отрезки отмахивали за переход. Тут оказалась дорога вдоль реки под названием Старая Дорога. Или Старая Светоносная Дорога. По ней и шли.

Проходя через города и городки, как узлы, висящие на этой дороге, понемногу сбывали несправедливо нажитое, покупая жизненно необходимое. Ну, и заодно несправедливо наживая что-то ещё. Но по мелочи. Сам я больше в подобном не участвую, а кроме братвы, никому не доверяю. А много ли девять шпанят натаскают? И метки со смеющимся черепом ставить больше не хочу. На других людей. Я в ответе за тех, кого пометил. А оно мне надо? Не надо! Хотя ещё в то утро массовой помывки у реки было массовое поклонение народа с требованием перевести их из свободной неразумной формы существования в полностью управляемую форму биологической жизни. Послал всех. Не сейчас.

Может, позже?

Так вот, у нас уже приличный обоз имеется. Из прочных повозок, легко способных превратиться в опорные пункты мобильной обороны. Братва, наконец, обута в сапоги, а не в эти кожаные носки из сыромятной кожи или из меха. Часто, просто содранной с дичи шкурки, никак не обработанной. И приодета стала Братва. Каждая новая шмотка в моём народе вызывает круговорот вещей в толпе. Сапоги на ногах Братвы вызвали перемещение их сыромятных или меховых носков на ноги другим мужикам.

В виду того что всё больше «прилипал» окончательно прилипали к моей толпе, организовал два периметра безопасности. Дальний, из четырёх спаренных конных разъездов, впереди, позади и по бокам, и ближний в составе пеших дозоров. Все в пределах видимости толпы. Не для охраны. А чтобы привыкли. Чтобы это было данностью. И менять их почаще. Днём каждый час, ночами через два часа. Заодно и к часам привыкнут. Не имея часов. По дудке. Вместо склянок флотских.

Народ уже пообвыкся, опять начались массовые пересуды, так и не складывающиеся в единое информационное поле надразума, слишком разные индивидуальные показатели мужиков и «прилипал». Да и мужиков между собой. Но всё одно, обтирали разные мысли. В два круга, попроще и приземлённее – мужичий, где сразу же выделились центры кристаллизации коллективного разума (например, тот мужик, с лисьей мордой), и более оторванный, «интеллигентный», с претензией не только на эзотерику и символизм, но и с уклоном в философию. Какую-никакую, но всё же.

Сам я не участвовал. На само это явление и его гул роя пчёл реагировал повышением ритма хода. Раз языки чешут, то уже не устают, делаю я вывод. Но прислушивался. Тем присматривался к людям.

Пустошь не была полностью пустыней. И песчаных дюн в ней было немного. А вот разных оврагов и промоин – полно. И местность стала всё более пересечённой, понемногу поднимаясь к югу, «радуя» всё большими перепадами высот. Большие покатые подъёмы обрывались оврагами и промоинами. Хорошо, что Старая Дорога была сделана так основательно, что промоины её просто не брали. Кое-где в этих низинках оврагов и промоин приживалась и жизнь. Чаще скверная, но была и чистая. Охотились. Строго-настрого запретил бить детёнышей и самок. Жизнь же! И чистые деревья под корень не изводили.

Древесину заготавливали не только на дрова. Посохи делали. Полутораметровые древковые палки. Мужики сообразительностью не блистали, а вот руки их были натруженными руками мастеровых и умели многое – посохи делали на раз-два. В дороге посохи помогали идти, как опора. И я вечерами учил братву, а они остальных, бою на шестах. А там от шеста до копья даже не шаг, а полшажочка. И это было очевидно любому, даже совсем не умеющему шевелить извилинами. Уже даже на марше шли с примотанными к посохам штырями или ножами. Один даже умудрился косу выпрямить (без горна и молота), да так и ходил, как с глефой.

Вот и в этот раз, когда конный разъезд с ближайшей высотки объявил тревогу, повозки застопорили, мужики стали выстраиваться в линии, скорее в кучки, вокруг повозок, ощетиниваясь этими палками.

«Выхожу из себя». Осматриваюсь.

Ну, слава богам! А я уж было заволновался!

– Егеря Светлых! – кричит юноша, что был в том разъезде, летя с крутого склона так, что грозил оступиться и сломать себе шею.

Прилипалы выхватывают мечи. Вздыхаю, закатив глаза. Ближе всего ко мне оказался Чижик. Ему и досталось быть показательно выпоротым.

Выпучив глаза, бледный, закусив губы, Чижик судорожно сжимает меч. Хватаю его меч за клинок у самого окончания, выворачиваю из руки этого недоразумения через большой палец его кисти.

– Ай! – кричит Чижик от боли.

Как он удачно привстал с седла! Рукоятью меча, плашмя, бью его по заднице.

– За что? – изумился Чижик.

– Достал клинок – рази! А не разевай пасть! – выговариваю я.

– Так я… – начал Чижик.

– Что – ты? А? Где мой меч? Раззява! Собрался разить? Кого? – удивился я.

– Их! – кричит Чижик, чуть не плача, совсем сбитый с толку и доведённый до края моими придирками.

– Я никого не вижу. Светлые далеко. Ещё раз, где твой меч? Это первое, – говорю я, поворачиваясь к скачущим Егерям и бросая клинок Чижика на землю. Пусть спешивается, раз меча не удержал. – А второе, нам их не за что убивать.

Слова мои опять пошли по рядам. Сама постановка вопроса была шокирующей. Не «нам незачем с ними сражаться», не «нам нечего их бояться» и даже не «нам нет смысла с ними сражаться, нам их не одолеть». А именно что «не за что убивать». И каждый поймёт своё, естественно. Но такого явно никто не ожидал.

– Опустить оружие! – громогласно приказываю я.

– Что? – ожидаемо возмутился самый старший и самый сильный из Тёмных, его конь скачком сократил расстояние между нами. – Как ты смеешь? Ты же говорил, что с нами!

– Как смеешь ты?!! – реву я, поднимаясь в седле, поворачиваясь к Тёмному.

Он выставил свою магическую защиту. Но, что его защита против меня? Листочек бумаги против гидравлического пресса? Тёмный вплывает своим горлом прямо мне в