Примерно в то же время умер священный бык Гермонтиса, и надлежало найти ему преемника. Эта замена осуществлялась путем сложной церемонии, разработанной до мелочей, в ходе которой нового священного быка препровождали по Нилу к храму, где ему предстояло обитать. В древности подобные водные процессии возглавляли фараоны, но ни один из Птолемеев никогда в таком обряде не участвовал. Между тем Гермонтис, лежавший в нескольких милях вверх по течению от Фив, был одним из очагов брожения, и я сочла политически целесообразным принять участие в церемонии. С одной стороны, это позволяло на время удалиться от интриг двора, а с другой — сулило надежду на укрепление моей позиции и, может быть, умиротворение беспокойных областей.

Царскую ладью приготовили, и я отправилась в путь. Я с нетерпением ожидала путешествия; по моим расчетам, оно должно было продлиться дней десять.

Сидя под навесом на корме ладьи, я наблюдала за проплывавшими мимо землями. Чем выше мы поднимались — мимо пирамид, мимо Мемфиса с его поблескивавшими в лучах солнца белыми стенами, — тем заметнее становились последствия обмеления Нила. Его берега по-прежнему окаймляли зеленые пальмовые рощи и поля с красно-черной почвой; стояли те же глинобитные хижины, ослики вращали те же колеса. Полоса земли, непосредственно примыкавшей к реке, с виду почти не изменилась, но стала уже. К плодородным берегам подступали золотистые, порой пепельно-белые пески. Над ними возвышались обожженные солнцем каменистые утесы. Ширина зеленой прибрежной полосы разнилась — от неполной мили до десяти миль; однако эта зона жизни всегда оставалась в пределах поля зрения, а позади брала свое мертвая пустыня.

Ночь наступала мгновенно: стоило рыжему шару солнца погрузиться в обмелевший Нил, окрасив его на миг кровавым багрянцем, как приходила чернильная тьма и на небосводе высыпали миллионы звезд. Вместе с тьмой наступала тишина, и, несмотря на разгар лета, разливалась прохлада.

Через три дня после Мемфиса мы проплыли мимо каменного города. На мой вопрос, что это за место, капитан сердито проворчал:

— Город фараона-отступника, да забудется навеки его проклятое имя!

Я, однако, его имя помнила — Эхнатон! Правда, известно мне о нем было немного: он пытался распространить новую религию, основанную на почитании единого бога Атона. Жрецы Амона в Фивах постарались вытравить память об Эхнатоне, и теперь мы смотрели на развалины — все, что осталось от фараона и его замысла. Я могла лишь порадоваться тому, что мои венценосные предки никогда не пытались раздавить или принизить какую-либо религию, так же как и навязывать кому-то свою. Птолемеи, в том числе и мой отец, не скупились на строительство в Верхнем Египте храмов старым богам, и мы можем гордиться тем, что оставили по себе замечательную память — такие знаменитые храмы, как святилища в Эдфу, Эсна и Ком-Омбо.

Вскоре после того, как заброшенный город злосчастного фараона остался позади, мы проплыли мимо расположенных на восточном берегу алебастровых карьеров Хатнуба, откуда родом большая часть наших сосудов для мастик и благовоний.

Два дня спустя мы миновали последний греческий аванпост на Ниле — город, основанный первым Птолемеем в четырехстах милях от Александрии. Дальше иностранное влияние теряло силу.

На девятый день нашего путешествия мы достигли места, где Нил совершал резкий поворот, и поплыли на восток. Близ самого локтя излучины, у города Дендеры высился храм Хатор, богини любви. Это недавнее сооружение, его достраивали по велению моего отца. Правда, с воды я разглядела лишь поднимавшиеся над бурой стеной из глинобитного кирпича резные колонны и пожалела, что из-за нехватки времени не могу остановиться и осмотреть святыню.

У следующего изгиба Нила — там, где река снова поворачивала на запад, — стоял городок Копт, известный мне в силу своего важного торгового значения. Здесь, где Нил ближе всего подходит к Красному морю, лежали маршруты верблюжьих караванов, направлявшихся к портам за товарами из страны Пунт и Аравии. Мой отец был сильно заинтересован в этом торговом пути; он считал, что Египту следовало смириться с торговой гегемонией Рима в Средиземноморье и усиленно развивать торговлю с Востоком и Индией.

Предыдущие Птолемеи основали на побережье Красного моря ряд городов, получивших имена их цариц: Клеопатрис, Арсиноя, Береника. Береника — самый южный город, он долгое время служил пунктом паромной переправы пойманных в Африке слонов. Однако в последнее время торговля слонами приходила в упадок, поскольку они уже не обеспечивали, как прежде, решающего перевеса на поле боя. Юлий Цезарь разработал тактику борьбы против этих гигантов, и они уже не внушали ужас одним своим видом.

Юлий Цезарь… Я невольно задумалась об этом человеке, поражавшем своей неистощимой изобретательностью в области военного дела. Взять тех же слонов — почему никто до него не догадался использовать их слабые места? Оказалось, что под градом камней и метательных снарядов животные впадают в панику, поворачиваются и обращаются в бегство, топча свои же войска. Столетиями слоны считались самым грозным оружием, но Цезарь, похоже, покончил с их господством на полях сражений. Как Помпей победит такого воина? Я жалела, что нам пришлось выступить на его стороне, ибо это могло обернуться для Египта большой бедой.

Миновал еще день, и мы добрались до Фив с их циклопическими храмами. Этот город был оплотом древних верований, а жрецы здешних храмов Амона по-прежнему имели огромное влияние на местных жителей. Птолемей Четвертый столкнулся здесь с сопротивлением туземной династии. В конечном счете он сумел установить контроль над Фивами, но это стоило ему утраты других, по большей части заморских, владений Египта, вернуть которые так и не удалось.

Жрецы и храмовые служители выстроились на спускавшихся к воде ступенях и приветствовали проплывающий караван заунывным пением священных гимнов. На фоне огромных зданий их фигурки казались крохотными. Над водой витал аромат курившихся благовоний.

На другом берегу Нила, напротив Фив, простиралась безжизненная земля, где среди камней были высечены гробницы фараонов. Именно здесь находился погребальный храм великой царицы Хатшепсут — совокупность террас, уступов и ниш, вырубленных в монолитном утесе. Некогда святилище украшали фонтаны и миртовые деревья, но время обратило в пыль все, кроме сухого, как кость, камня. Неподалеку стояли великие погребальные храмы Рамзеса Второго и Рамзеса Третьего, а также колоссы Аменхотепа Третьего — сидящие статуи около сорока локтей в высоту. Однако жрецы, призванные совершать поминальные службы, давно умерли, как и древние владыки. В этом царстве смерти ничего не происходило, и заброшенные святилища, как выбеленные временем кости, впитывали в себя жар пустыни.

Чуть дальше на западном берегу Нила показался Гермонтис, конечный пункт нашего путешествия. В отличие от Мемфиса или Фив, в этом маленьком городке не было ничего примечательного. Лишь храм, где обитал священный бык, воплощение самого Амона, да подземные катакомбы — там хранились мумифицированные останки его предшественников. Когда мы подплывали, жители городка во главе с бритоголовыми жрецами в белых полотняных одеяниях высыпали к берегу. На их лицах было написано нетерпеливое любопытство.