Якоб был единственным, кто не прикрыл лицо. Он просто смотрел.

Дракон поднял голову. Прямо к нам.

Я уж было приготовился прыгать со своей ветки.

Но он, похоже, нас не видел.

Его веки упали на глаза, дыхание стало натужным. Он, шатаясь, побрел по поляне. Внезапно он вновь содрогнулся и выблевал струю липкой желтой жидкости. Она изливалась и изливалась на зеленую траву. Затем дракон попятился, оставляя за собой извилистый желтый след.

Меня и самого чуть не вырвало. Но я удержался, потому что от этого зависела вся моя жизнь. То есть буквально. Нечасто, но бывает так, что твоя жизнь зависит от того, чтобы удержаться от рвоты. И это был как раз тот случай.

Вонь стала еще невыносимей, мы все зажали носы – теперь и Якоб – и держались из последних сил. Наконец дракон обессилел. Он тяжело повалился на землю, окруженный длинным, широким следом желтого содержимого своего желудка.

– Еще немного, – прошептал Якоб.

Мы ждали. Балдвин, сидевший на ветке, уткнул голову в колени, чтобы не сблевать или не упасть в обморок. Фабиан зажал свой острый нос так сильно, что тот стал багровым. Жорж и Робер укрыли лица рубахами.

Наконец Якоб сказал:

– На счет три кричите как можно громче.

Балдвин мрачно отозвался:

– Это будет не сложно.

Якоб прошептал:

– Один… два… три!

Крик поднял с деревьев птиц и вспугнул парящих в небе охотников за падалью.

Дракон вскочил, несколько раз крутанулся на месте и затем потрусил прочь. Убегая, он пустил ветры, но не очень сильные, тоненький прутик охватило слабое пламя и тут же погасло.

На поляне было тихо и очень грязно.

– Что только что произошло? – спросил я.

Якоб ответил:

– Я вылечил дракона. Больше не будет смертоносных ветров.

– Почему?

– Видите это желтое вещество?

Мы кивнули, стараясь не смотреть в ту сторону.

– Это эпуас.

Тогда мы все-таки повернули головы. Я все еще терялся в догадках.

– Когда я впервые учуял дракона, я сразу это понял. Он вонял, как старый гнилой сыр. И не сказал ли ты сам, что его ветры обрели смертоносность, когда он побывал в Бургундии? После того, как напал на трактир? У некоторых людей сыр вызывает избыток желчи. Заставляет бегать на двор всю ночь. Моя мама из таких.

– Она тоже пукает огнем? – спросила Жанна.

Мы все расхохотались, кроме Жоржа и Робера, которым и впрямь было интересно, так ли это.

– Так дракон просто оказался слишком чувствительным к сыру? – спросил я.

Якоб пожал плечами:

– Похоже на то.

Мы слезли с дерева, стараясь не ступить в драконью блевотину, и направились туда, где скрывались Мармелюк и Хэй.

– Поглядите! – закричал Мармелюк, когда мы приблизились. – Поглядите на него!

Мармелюк снял мох и листья и обмыл брата прохладной водой. Ожоги зажили, оставив по себе белые тонкие шрамы на коже Хэя. Хэй мирно спал, веки чуть дрожали, грудь вздымалась и опадала. Мармелюк вскочил и схватил Якоба за руку:

– Ты исцелил его! Даже и полдня не прошло, а он… он здоров!

Якоб глядел на Хэя, словно и сам пребывал в удивлении. Наконец он сказал:

– Господь его исцелил. Господь сотворил растения и их волшебные свойства. Я просто использовал их.

Мы все в молчании поглядели на Якоба. Миг спустя Мармелюк сказал:

– Думаешь, о драконе тебе тоже поведал Господь наш, Жанна?

Жанна пожала плечами:

– Быть может!

И тогда сир Мармелюк сделал что-то воистину удивительное.

Он опустился на одно колено, наклонил голову и перекрестился.

– Благословите нас, – сказал он.

Остальные рыцари переглянулись. Они поглядели на Хэя, исцеленного от ожогов, от которых он должен был умереть. Затем опустился на колено Балдвин:

– Благословите нас, пожалуйста!

Вослед за Балдвином, крестясь, опустились на колени Жорж и Робер. Потом я. Наконец даже Фабиан опустился на колено.

– Благословите нас, святые, – сказали мы сдавленно, сказали искренне. – Благословите нас.

Жанна и Якоб оказались в кольце коленопреклоненных рыцарей. Вид у них был совершенно растерянный.

Внезапно я заинтересовался даже больше, чем за весь этот полный рассказами вечер.

– Ты просил их благословить тебя? Но почему?

– Ну это же совершенно очевидно, разве нет? Якоб исцелил человека, который обгорел до смерти. Жанна провидит будущее!

– И?..

– Ну, если после этого они не святые, тогда уж не знаю, что они!

Я откинулся на спинку стула и скрестил руки.

– Думаешь, они святые? Что Господь коснулся их и теперь при их посредстве творит чудеса земные, на которые простые смертные не способны?

– А как же иначе?

Я кивнул:

– И в самом деле? Как же иначе…

Геральд смотрит на меня. Ему совершенно очевидно не по себе. Я могу так надавить на людей. Если захочу.

– Пожалуйста, – говорю я тихо, – продолжай.

Геральд прочищает горло, глядит на меня еще раз и затем решает делать, как я велю.

– Тем же вечером на нас напали.

После исцеления дракона в большом зале был устроен пир. Якоб, и Жанна, и все рыцари, и я были почетными гостями и сидели с лордом и леди за высоким столом.

За обедом Бертульф признал, что дети заработали безопасное путешествие в Сен-Дени.

– И нас не выдадут Микеланджело ди Болонье? – уточнила Жанна.

Бертульф какое-то время смотрел на нас, словно бы взвешивая. Потом кивнул своей безволосой круглой головой:

– Таю слофо.

Я тоже поклялся.

– Я лично сопровожу вас к доброму аббату Хуберту, чья мудрость и сострадание известны вплоть до самого Абердина. И Толстый, Красный, Ужасный монах не тронет ни волоска на ваших головах!

Дети были очень благодарны.

Если бы они только знали!

Зал был залит светом нескольких дюжин факелов, пламя плясало и пласталось, бросая странные тени на чуть ли не сотню пирующих, словно бы вырывая из мрака их истинную природу или, напротив, скрывая ее, кто знает. Бабушка одного из мелких рыцарей, уродливая женщина с крючковатым носом, в причудливом свете факелов вдруг стала стройной красавицей. А красивый, видный мужчина, странствующий проповедник, в том же самом трепещущем свете показался жестоким и пугающим.