Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Волосы у меня на предплечьях встали дыбом.
— Через некоторое время я узнаю, для кого мои интересы превыше всего, — добавил он, взглянув на мать.
— Брат мой, располагайте моими услугами, когда понадобится. Как вам известно, вельможи встречаются со мной каждое утро, так что жизнь дворца не останавливается.
Я обрадовался, что Пери упомянула о встречах Теперь Исмаил не мог заявить, что она занимается чем-то за его спиной, и должен был сказать, как он оценивает ее действия. С нетерпением я дожидался его ответа.
— Да, я знаю про вельмож, которые приходят к тебе, — ответил он. — Время покажет, кто из них мне верен.
Странный ответ — ни осуждающий, ни одобряющий, — ия задумался: не причислил ли он свою сестру к тем, в чьей верности следует усомниться?
— Я бы не назвала вам человека, в ком не была бы уверена, — сказала Пери. — Однако есть тот, кто вызывает у меня сомнения: мирза Шокролло.
— Я помню о твоих сомнениях, — отвечал Исмаил, — но его колебания, служить ли женщине, вполне понятны.
— Я шахской крови, — сказала Пери. — Тут не может быть колебаний.
— Верно. Тем не менее мне нужны люди, подобные мирзе Шокролло. Он разбирается в денежных делах двора лучше, чем кто-либо еще.
Пери не удалось скрыть гримасу.
— Мой сын, — вмешалась Султанам, — пришло время послеполуденного отдыха. Ты должен понемногу восстанавливать свои силы.
— Только один миг, у меня очень важное дело, — ответила Пери.
— Да, матушка, — отозвался Исмаил, не обратив внимания на мою госпожу. — Как я счастлив, что есть кто-то, заботящийся о моем благе! Пойду-ка прилягу.
Спать, когда надо столько всего сделать?
— Спасибо за стихи. Скоро встретимся и поговорим.
Он поднялся и пошел прочь, а матушка следовала в полушаге за ним.
Когда мы возвращались во дворец, Пери словно смотрела внутрь себя. Я спросил ее, могу ли чем-нибудь помочь, но она печально ответила:
— Все это время я воображала, как вернется мой брат, и даже не подозревала, что буду разговаривать с чужаком. Я могу лишь надеяться, что время снова обратит его в моего брата.
— Достойная повелительница, я полагаю, что он просто боится. Он весь — одно мрачное предчувствие и смятение, а вы — солнце разума.
— А это значит, что мне день за днем придется доказывать ему, что мои стремления полны верности.
— Это мудро.
Мы разбирали наилучшие способы доказать ее преданность, но прежде, чем мы сумели воплотить наши замыслы, Исмаил объявил, что не будет встречаться ни с кем, кроме своих ближайших советников, пока не завершится коронация. Когда Пери получила это известие, в ее глазах засветилась боль. Как мог Исмаил отстранить свою собственную сестру, столько сделавшую для того, чтоб он взошел на трон? Неужели кто-то близкий к нему очернил ее имя?
Рано утром я отправился к дому Шамхала с мешочком серебра в рукаве. Когда слуга отворил мне, я попросил позвать знакомого евнуха, служившего при дворе посыльным. Расцеловав его в обе щеки, я опустил серебро ему в рукав и поинтересовался, вправду ли его хозяин болеет. Он сказал, что нет. Когда я попросил подробностей, он шепнул, что Шамхал-хана каждый день приглашают к Исмаилу.
Вернувшись к Пери, я сказал, что могу открыть ей нечто, но сама мысль об этом лишает меня дыхания. К счастью, она пресекла пространные изъявления сожаления, обычные в таких случаях:
— Говори.
— Возможно ли, что ваш дядя попал в милость к Исмаилу?
— Конечно нет. Он бы сказал мне.
Я принял озабоченный вид, словно беспокоясь о его здоровье:
— Но мы не видели его уже давно. Вы думаете, что он все еще болен?
— Скорее всего.
— Тогда его наверняка обрадует ваше посещение.
Глаза Пери нашли мои.
— Что именно ты узнал? Говори!
— Исмаил пригласил его бывать там ежедневно.
— Вот как — не меня? Откуда ты это знаешь?
— Заплатил кое-кому.
— А деньги чьи?
— Мои собственные.
— Когда я тебе позволила сделать это?
— Вы не позволяли.
Ее брови сошлись, и я испугался бури.
— Ты намекаешь, что мой дядя предает меня?
— Конечно нет, достойная повелительница. Я просто думал, что вы захотите узнать о его действиях.
Мне приходилось быть дипломатичным.
— Но как ты посмел? Если мой дядя проведает, что ты следил за ним, тебя затопчут насмерть.
— Мой долг — защищать вас, несмотря ни на что.
— Так говорят все слуги, чтоб оправдать свое содержание, — фыркнула Пери.
Слуги нередко рисковали собой, дабы заслужить доверие своих хозяев, но мои побуждения были серьезнее. С недавнего времени я начал испытывать к Пери что-то похожее на нежность. Ее уязвимость пробудила все мои защитные инстинкты, словно это была моя сестра, которую я никогда не видел взрослеющей. Глядя, как Пери сражается с выпавшей ей судьбой, я не мог не думать о Джалиле, и страстно хотелось смягчить обрушивающиеся на сестру удары. Наверное, мои глаза слишком явно отразили мои чувства, потому что гроза сошла с лица Пери.
— Я не собираюсь судить о твоих действиях, пока не разберусь в этом деле. Ты доказываешь свою верность каждый день.
Я наконец смог выдохнуть. Появилась надежда, что Пери задумается над тем, как предстать в глазах Исмаила верной слугой, а не докучливой просительницей.
— Достойная повелительница, соловью легко быть верным розе, — сказал я. — Ваш путь куда тернистее, чем мой.
Глава 4
РОЗА БЕССЕРДЕЧНА
В правление Заххака родился благородный отрок именем Ферейдун. Судьба этого отрока обещала быть столь могучей, что рождение его проникло в сон шаха и встревожило его. Заххаку приснилось, что этот Ферейдун станет отважным воителем и лишит его трона. В ужасе он пробудился, испуганный настолько, что отдал приказ найти ребенка.
Когда матушка Ферейдуна, Фаранак, прослышала об указе шаха, то стала мучительно искать способ уберечь дитя. Где место, чтоб укрыть его и куда никто не заглянет? Однажды шла она мимо великолепной коровы, чья шкура сияла тысячью цветов. Приблизилась она к пастуху и спросила, не позволит ли он своему дивному животному Пормайе вынянчить ее единственного сына. Он согласился, и Фаранак доверила ему своего младенца. Каждый день Пормайе питала Ферейдуна своим сладостным молоком, пока он не стал сильным мальчиком. И все равно Фаранак чувствовала угрозу. Когда его отлучили от сосцов, она тайно перевезла его в Индию, где отыскала мудреца, пообещавшего научить его всему, что знал сам.