Что касается до религиозного преобразования арабского мира и до превращения миллиона бедуинов в миллион завоевателей, по слову нового пророка и по следам Мухаммедовым, если это и сбыточно при нынешнем состоянии арабских кочевых племен и курдов Турции и Персии, но не иноземному гению суждено совершить подобный переворот. Ни в одном кочевье бедуинском пришлец иноземный не возбудит к себе сочувствия; в них язык и красноречие играют роль несравненно более важную, чем в палатах и в журналах Западной Европы, и ни одному гению, вскормленному Западом, не будут доступны эти два великие деятеля судеб народных на Востоке. Правда, Наполеон, вместо того чтобы опровергнуть приписываемые ему замыслы, старался даже придать им более веса, но это нетрудно пояснить желанием его содержать в тревоге англичан за индийское их царство и в то же время окружать себя чем-то чудесным в глазах своего народа и воспламенять воображения на Западе искрой, искусно почерпнутой им на Востоке, в классической стране вымысла.

Самый поход в Сирию вернее можно приписать этим соображениям и эффекту, которого можно было ожидать на Западе от поэтических бюллетеней Фаворской горы, чем надежде Бонапарта завоевать Сирию. Пример легкого покорения Египта не мог ввести его в заблуждение касательно Сирии. В Египте стоило разбить и рассеять ненавистных народу гостей-мамлюков, а потом владельцу Каира и судоходного Нила, Нила-моря, по выражению арабов, беспрекословно принадлежала эта богатая страна, опоясанная пустыней с двух сторон и примыкающая на юг к царствам, откуда давно уже не идут завоеватели, а только тянутся караваны со слоновой костью, с золотым песком, с гуммием и амброй и невольниками. С моря защита ограничивается Дамиеттой, Рашитом (Розеттой), Абукиром и Александрией; остальной же берег недоступен.

Но Сирия, коей судьбы искони сопряжены с судьбами Египта, представляет разительный контраст со своей соседкой. Здесь, можно сказать, сама природа и образование почвы во всегдашнем союзе с природными наклонностями и с политическим образованием племен противу каждого прочного владычества. Сирия всегда отдавалась бесстрастной добычей первому завоевателю, который бы шел на нее с севера ли или с юга, из-за Евфрата ли или с моря. Мы видели, что одни мамлюки попытались остановить торжественный поход Селима, которому равнодушно покорялись туземные племена. Мы видели, с каким успехом войска Али-бека и потом Мухаммед-бека совершали свои походы, не находя нигде сопротивления со стороны воинственных сирийских племен. Таков был и поход французов. Не племена сирийские, а стены Акки и паша турецкий остановили дальнейшие их успехи. Впрочем, если Акка спасла Сирию, то, может быть, ей же обязан своей судьбой на Западе и сам Бонапарт тем, что он, испытавши здесь неудачу, успел своевременно отступить в Египет.

Куда повел бы завоевателя дальнейший поход? Для завоевания Сирии не было достаточно выиграть два-три сражения. Звезда молодого героя могла провести за ним лучезарную бразду побед по этой стране, изрытой стопами завоевателей всех веков; но во все века чем легче доставалась завоевателю эта неверная добыча, тем труднее было ее сохранить, а извлечь из нее элементы новых сил для дальнейших предприятий — этого никому не посчастливилось. Египетские мамлюки и турецкие султаны тем только сохранили под своей властью Сирию, что ни те, ни другие не требовали от нее повиновения, довольствовались умеренной податью, мало заботились об утверждении своей власти в этой области, терпеливо смотрели на ее бунты, потворствовали междоусобиям ее племен и привыкали даже к восстаниям собственных своих наместников, заражаемых духом сирийских племен.

Гнев Джаззара. — Сношения эмира Бешира с англичанами. — Поход великого везира. — Новые междуусобия на Ливане. — Бегство эмира. — Политическое состояние Сирии. — Проект Порты. — Возвращение эмира. — Примирение горцев и война с Джаззаром. — Его смерть и память о ней. — Меры, принятые Портой для завладения Аккой. — Война между пашами. — Ссоры комиссаров Порты за сокровища Джаззаровы. — Банкир-еврей сдает Акку Сулейман-паше. — Усиление эмира ливанского. — Казни. — Дела Дамасского пашалыка. — Дерзости бедуинов. — Гендж Юсеф. — Поход эмира на Дамаск. — Абу Набут в Палестине. — Начало величия эмира Бешира. — Обращение Шихабов в христианство. — Политические и религиозные соображения. — Мнение Европы об эмире Бешире

Джаззар торжествовал. Жестокая опала настигла мутуалиев, которые доверились французам, их шейхи пришли искать убежища на Ливане, но эмир объявил, что над ним самим висела также мстительная сабля Джаззара. В самом деле, паша назначал правителями Ливана двух сыновей эмира Юсефа и поручал им отплатить эмиру за поносную смерть их отца. Этим Джаззар домогался двоякой цели: отомстить эмиру за его бездействие в осаду Акки и усугубить в будущем влияние свое на Ливане при умножении поборов и налогов, ибо всегда он мог вооружить одного из братьев на другого и продолжать с ними ту же жестокую игру, которая при их отце наполняла его казну добычей горцев.

Между тем коммодор Сидней Смит, спаситель Акки, имел случай узнать об эмире ливанском, о его способностях, о причинах его бездействия в осаду Акки и понял, что лучшим оплотом Сирии противу вторичного нашествия французов могли бы послужить племена ливанские. Он навестил эмира в горах в Айн-Анубе (в 4 часах от Бейрута)[153], обменялся с ним подарками по восточному обычаю и поручил ему раненого своего племянника для поправления его здоровья в горах. Узнав об опасениях его со стороны Джаззара, коммодор поспешил в Акку, чтобы ходатайствовать за него у паши. Но Джаззар с гордостью отверг всякое ходатайство, посмеялся над доводами коммодора и объявил эмира изменником. Обиженный коммодор жаловался своему посольству на неблагодарного пашу. Между тем великий везир Хаджи Юсуф Диа-паша со 100-тысячной армией спускался в Сирию. Ему были переданы Портой депеши английского коммодора, а эмир со своей стороны приносил жалобу на Джаззара, свидетельствуя о своей верности и доставляя в знак усердия значительное количество провианта для армии.

Отложив разбирательство дела до изгнания французов из Египта, везир наградил эмира ливанского великолепным кафтаном и в силу полномочия, коим он был облечен от султана для устройства Сирии, пожаловал эмира наследственным владетельным князем горы Ливанской (Джебель-Друз[154]) и Антиливанской (Вади-т-Тим), Баальбека и долины Бекаа (Кили-Сирии), округа Джубейля и страны мутуалиев (Биляд-Бшари); притом он утверждал за ним все древние права Маанов и ставил его в прямую зависимость от Порты с тем, чтобы паши взимали только определенную поземельную подать за округа, ему вверенные, и вовсе не входили в его дела.

Эти великие милости остались мертвой буквой в повелениях великого везира. Везир был гостем в Сирии, а Джаззар — хозяином в Акке. Не рассчитав этого обстоятельства, эмир Бешир доставил Диа-паше годичную подать с Ливана, много породистых коней в подарок и около 10 тыс. четвертей хлеба для армии. Джаззар хладнокровно на все смотрел из-за аккских стен; везиру ни подарков, ни провианта, ни податей не доставил, а ждал только, чтобы столичный гость со своей армией вышел из Сирии. Везир был еще в Газе и готовился к походу в Египет, а Джаззар посылал в горы со своим войском сыновей эмира Юсефа, удержав у себя заложником младшего их брата[155].