Конечно, просто сидеть без дела мне никто не дал – комтур, убедившись в моем вполне приемлемом состоянии тела и духа, взялся за обучение. И пока вся деревня напоминала разворошенный пчелиный улей, я сидела в доме, чинно сложив ручки на коленях, и внимательно смотрела на находящегося по другую сторону стола Ханса.

– Обучение послушников начинается с основ храмового наречия, но, очевидно, с тобой мы эту часть пропустим. Хоть и не ясно, откуда ты его знаешь, главное, что наречие тебе известно…

– Прошу прощения, комтур, но я не согласна. Я понимаю его, но понятия не имею, как говорить на нем самостоятельно. – Воздев указательный палец к потолку, я отрицательно покачала им, подчеркивая важность своих слов.

Ханс нахмурился, выразительно пошевелил бровями, обдумывая услышанное, и тяжело вздохнул.

Да, вот такая незадача, досталась тебе ученица черт-те что и сбоку бантик.

– А все предыдущие защитники обучались в храме? – Вопрос терзал меня уже достаточно давно. Харакаш говорил, что все божественные протеже до меня были из простого народа. Из книг я знала о том, что Коррин был храмовником, но о других никаких уточнений не было.

Мой вопрос явно вызвал затруднения у Ханса – он, задумчиво прищурившись и глядя куда-то сквозь меня, замолчал на добрые две-три минуты, потом медленно и очень неуверенно качнул головой:

– Если память не подводит меня, только трое, кроме защитника Коррина, обучались при храмах Светозарной.

– Получается, что не все знали храмовое наречие? – Меня не покидает мысль, что все это как-то не сходится.

С одной стороны, это наречие – важная часть, этакий ключ к способностям, дарованным божеством. С другой стороны, им явно владели не все. Или же его можно изучить где-то в другом месте?

Комтур вздохнул:

– Об этом доподлинно неизвестно, защитница. Я могу только сказать, что в летописях зафиксированы случаи использования божественных сил всеми защитниками веры, каких знала история нашего народа. Несколько из них были даже неграмотны, так как вышли из простого люда. Ирнаот, например, был землепашцем, а Лиам – рыбаком, так что говорить об их знании храмового наречия с уверенностью я не могу. С другой стороны, вы же знаете его откуда-то?

Испытующий взгляд моего нового наставника, который словно не был еще до конца уверен в моих умениях, заставил меня недовольно поджать губы. Комтур являлся невероятно ценным союзником и хорошим источником знаний и умений, но с ним приходилось быть очень осторожной. Постоянное ощущение танцев на скользком льду, необходимость соответствовать какому-то образу, который я еще не до конца сама понимала, – это все лишь добавляло нервозности.

– Откуда-то знаю. Единственное, что я могу предположить, так это вмешательство Светозарной. Она… – Я задумалась, припоминая нашу единственную личную встречу в храме. – Что-то сделала со мной. Разобрала и собрала заново. Даже не знаю, как это объяснить иначе, Ханс.

Очевидно удовлетворившись моей «откровенностью», храмовник важно кивнул:

– Возможно, в тебе, защитница, таится еще множество вещей, о которых мы даже не подозреваем. Пути Ее неисповедимы.

Я молчала, старательно контролируя выражение лица, уж больно фраза про пути повеяла на меня «домашними» религиями. Но хочешь – смейся, а хочешь – плачь, боги этого мира были явно куда реальнее богов моего мира. Или, по крайней мере, точно активнее – сейчас я была готова усомниться даже во всем том, что знала до этого про свой родной мир. И именно из-за этой активности и возникли все мои проблемы…

На удивление Ханс оказался хорошим учителем. Впрочем, почему на удивление? Если я правильно все понимала, он действительно готовился к тому, чтобы обучать. Если не новоявленного защитника веры, то молодых храмовников.

Принеся мне сшитую из бумажных листов тетрадь – вещь явно непростую и недешевую – и, о чудо, почти настоящий карандаш, он счел необходимым чуть снисходительно пояснить мне, что это за «писало», с таким изумлением я смотрела на широкий графитовый стержень, помещенный в трехсторонний корпус из дерева. В ответ уже я смотрела на комтура, не скрывая красноречивого выражения лица: «Ты что, за дуру меня держишь?»

– Я просто удивлена, что у комтура есть… писало, а в королевском замке оно не в ходу. – Слово «карандаш» тут явно отсутствовало в обиходе, и я решила не щеголять подобными словечками при Хансе.

– О, хм… – Кажется, храмовник чуть смутился. – Это действительно редкая вещь, и я подумал, что тебе она не знакома. У меня есть один друг, он считает себя обязанным мне и взял на себя труд снабжать комтурских писарей писалом из империи. Я беру себе по два из каждой его посылки и думаю, что сейчас его применение будет уместно.

Ого, у комтура есть друзья в империи? Или это карандаш из империи, а друг – из другого места? Все любопытственнее и любопытственнее!

Обучение храмовому наречию пошло достаточно споро. Меня не покидало странное, навязчиво зудящее где-то в подкорке ощущение, что я словно бы вспоминаю что-то известное, просто хорошо забытое. Комтур откровенно радовался, что не приходится по тысяче раз объяснять прописные истины, и хотя мой почерк он честно назвал «совершенно непригодным для книжного писца», но тут же уточнил, что мне вряд ли придется когда-либо этим заниматься, а значит, не о чем и беспокоиться – надо радоваться тому, что уже есть.

За изучением алфавита и азов письма время пролетело достаточно быстро. Вспомнила я об этом лишь тогда, когда в облюбованную нами хату ввалились, стряхивая с себя снег, Альвин и Харакаш, впуская следом морозный свежий воздух. Обернувшись на них, я разом ощутила, как свело и спину, и шею, и правую руку. В позвоночнике что-то хрустнуло, и храмовник, вздохнув и покосившись на шумно фыркающих и разувающихся мужчин у дверей, объявил, что на сегодня занятия окончены.

– Я принесу тебе доску для письма и молитвенник. Постарайся практиковаться в чтении и произношении, пока едешь в седле. Доброго вечера. – Закончив нейтрально свою реплику, Ханс разминулся с моим телохранителем и мастером меча, не обменявшись с последним даже взглядом, и, обувшись, вышел из дома.

Харакаш тут же плюхнулся на лавку напротив меня, где парой минут раньше сидел комтур, и с интересом глянул в мои бумаги.

– Ты знаешь храмовое наречие? – Я была готова к тому, что островитянин кивнет головой – слишком много тайн хранилось в этом человеке, но тот сразу отмахнулся.

– Откуда бы? Я просто любопытен. – Харакаш сверкнул на мгновение улыбкой, вызвав у меня резкий приступ подозрительности. Мастер меча явно пребывал в отличном настроении, хотя причин тому не было, более того, его всегда раздражало присутствие комтура где-то рядом.

Выдержав мгновения моего испытующего взгляда с максимально невозмутимым видом, Харакаш объявил, что не позволит превратить свою ученицу в книжного червя, и потому у меня есть полчаса на то, чтоб закончить все свои дела, а потом у нас по плану дня разминка и повторение спарринга с работой в команде.