– Направо, – неожиданно скомандовал сопровождавший его эсэсовец.

Внутри зародилось невольное беспокойство, – ворота размещались на противоположной стороне лагеря. А впереди – печи крематория. Рука, державшая листок, предательски дрогнула, пальцы непроизвольно разжались, и желанное освобождение, подхваченное ветром, понеслось в сторону вышек к запретной зоне. Листок бумаги упал всего лишь в шаге от надписи: «Не приближаться». Но Томас Тенсон, не обращая внимание на запрет, подошел вплотную к столбу и подобрал листок (как же он мог расстаться с заслуженной свободой!). Уже разгибаясь, он увидел направленный ему в грудь ствол автомата. Что-то в лице эсэсовца переменилось. Томас поднял руку, пытаясь защититься, но пули, пробив листок, ударили в грудь заключенного, и он, раскидав руки, упал на асфальтовую дорожку.

* * *

Выслушав доклад заместителя, оберштурмфюрера СС Шульца, начальник лагеря одобрительно кивнул:

– Хорошо. Вместе с этим Томасом Тенсоном над копьем работало еще два человека. Думаю, не нужно вас предупреждать, что операция «Копье Лонгина» проходит в полнейшей тайне.

– Точно так, господин штандартенфюрер, – охотно отозвался Шульц. – Они уничтожены на несколько минут раньше, чем заключенный под номером 143/SR857, и сейчас их тела дожидаются своей очереди в крематории.

Подняв со стола копье, начальник лагеря протянул его заместителю:

– Срочно доставьте это копье Гиммлеру.

– Слушаюсь, господин штандартенфюрер.

– Самолет в Оберзальцберг вылетает через полтора часа.

Нюрнберг. 1944 год, август

Впереди шел немолодой гауптшарфюрер СС Ганс Райнике и освещал фонарем рейхсфюреру дорогу. Две недели назад он вернулся из госпиталя, но, судя по тому, как подволакивал ногу, было понятно, что ранение залечено не до конца. Генрих Гиммлер знал, что по образованию тот был горным инженером, работал на одном из рудников. В лучшие времена уже вышел бы на пенсию и воспитывал бы внуков, но полгода назад всеобщая мобилизация дотянулась и до него, и старый вояка, участвовавший еще в Первой мировой, сполна отдал свой долг перед родиной на Восточном фронте.

Пошел уже седьмой день, как он поступил в распоряжение рейхсфюрера Генриха Гиммлера.

Неловко ступая, опасаясь оступиться на крутых ступеньках, гауптшарфюрер уводил рейхсфюрера все глубже в подвалы Нюрнбергской крепости. Спустились еще на пол-этажа ниже, из земли дохнуло колодезным холодом. Помещения были грандиозными, и мощный луч фонаря, рассеиваясь в пространстве, даже не достигал противоположной стены.

Стены и сводчатые потолки были выложены из толстого темно-серого известняка, в поры которого въелась многовековая копоть. Лучшее место для хранения копья, чем древние подвалы крепости, придумать было сложно. Здесь буквально каждый камень дышал стариной.

– Что здесь было, Ганс? – спросил рейхсфюрер, задрав голову вверх.

– Винные подвалы, господин рейхсфюрер, – живо отвечал гауптшарфюрер. – Посмотрите на арки, они как раз сделаны под бочки, которые здесь когда-то стояли.

– Это какая же высота была у этих бочек? – невольно подивился Гиммлер.

– Думаю, что не менее четырех метров, – задумавшись, отвечал гауптшарфюрер.

Гиммлер уже давно обратил внимание на то, что престарелый вояка обладал энциклопедическими знаниями. Пожалуй, не было вопроса, на который бы он не сумел ответить. Если бы в войсках было побольше таких гауптшарфюреров, то германская армия уже давно бы маршировала по Красной площади.

– Где же собирали такие бочки? – подивился Гиммлер.

– А здесь же и собирали, господин рейхсфюрер. В подвале. Если всмотреться, то можно заметить на стенах даже следы от крепежей, которыми удерживали бочку.

– Прежний хозяин замка был несметно богат, заметил Генрих Гиммлер.

– О да, господин рейхсфюрер. В минувшие столетия они одалживали деньги даже королям.

– Не сомневаюсь. Наверняка эти подвалы хранят немало тайн.

– Именно так. Неделю назад, когда я впервые осматривал эти подвалы, то в дальней галерее обнаружил человеческий скелет, прикованный к стене металлическими обручами. Думаю, что ему не менее трехсот лет.

– Как, по-вашему, гауптшарфюрер, кто бы это мог быть?

Ковыляя, старый вояка все далее уводил Гиммлера по галерее, освещая фонарем стены. У самого поворота он неожиданно остановился, луч фонаря скользнул по нише, высветив узкую дубовую дверь.

– Думаю, что это какой-нибудь должник, который не сумел рассчитаться вовремя.

– Вполне возможно. А вам случаем не приходилось видеть здесь привидений?

– Не приходилось, господин рейхсфюрер. Вам может показаться странным, но я совершенно не боюсь привидений. После Восточного фронта мне уже ничего не страшно.

– И что же было самое запоминающееся?

– Свист русских орудий. Русские называли их «катюшами». Мы же этот свист прозвали «симфонией Сталина», уж слишком он трепал нам нервы.

– Вы отважный человек, – заметил рейхсфюрер. – Не каждый может высказаться столь прямолинейно… Тем более в настоящее время.

– Я стар. Мне уже нечего терять. – Распахнув дверь, он произнес: – Вот та самая комната, о которой я вам говорил. Она небольшая, но как временное жилище может вполне подойти. Вряд ли кто-нибудь станет искать копье именно здесь.

Рейхсфюрер прошел в комнату. У самых дверей полыхал большой факел, освещая дрожащим пламенем пол, отполированный за долгие века многими подошвами, шероховатые стены, закопченный потолок. Полное ощущение того, что удалось шагнуть в средневековое лихолетье.

Гиммлер невольно поежился. Впечатление удручающее, такое тесное помещение с низко навешенным потолком больше подходит для одиночной камеры, чем для жилья, впрочем, для Копья судьбы более удачное место отыскать трудно.

– Все, более искать не будем, – распорядился рейхсфюрер СС, – это то самое место. Пойдемте обратно, господа.

* * *

Вынос Копья судьбы из церкви Святой Екатерины напоминал небольшую войсковую операцию. Уже ранним утром к ограде церкви подъехал броневик и несколько грузовиков с автоматчиками.

Через оцепление эсэсовцев, выставленное вокруг церкви, плотными рядами стояли горожане, – каждый желал проститься со святыней и проводить ее в дорогу. Оставалось только удивляться, каким образом они прослышали о выносе из церкви бесценной реликвии. Среди черных мундиров мелькали фигуры двух Генрихов – Гиммлера и Мюллера, причем второй из них был в роли распорядителя.

Два офицера-эсэсовца, один в звании штандартенфюрера СС, а другой оберштурмбаннфюрер СС, под пристальным вниманием четырех автоматчиков вытащили из витрины Копье судьбы и, завернув его в золоченую парчу, понесли из церкви.