Фридрих Барбаросса, потеряв интерес к упавшему слуге, развернулся и медленно зашагал в противоположную сторону. Широко открыв глаза, Ганс взирал вслед уходящему королю: огромный даже на значительном расстоянии, император хозяйской походкой шел по галерее, заслоняя собой все пространство. Отдаляясь, король Фридрих как будто бы погружался в туман: сначала дымка окутала его ноги, затем забрала плечи, а скоро упрятала и голову. Остались лишь очертания тела, с каждой секундой все более утопающие во мгле, да еще меч, на мгновение выныривающий из тумана при каждом шаге.

Сознание Ганса ослабевало, пока наконец не потухло навсегда.

Нюрнберг, 1944 год, август

Ночная бомбардировка союзников принесла городу немало хлопот. Практически был уничтожен квартал, примыкавший к Нюрнбергской крепости. Три бомбы упали вблизи от ратуши, многочисленными осколками побив черепичную крышу. Еще одна бомба разорвалась рядом с «Домом Дюрера». Не заставь расторопные зенитчики понервничать летчика, так сброс мог быть куда более прицельным.

А в прошлый налет был уничтожен любимый ресторан фюрера, куда он любил приходить всякий раз, когда приезжал в Нюрнберг. Его стул находился в самом углу около окна, и ни один из посетителей не осмеливался занять это место.

Сейчас от ресторана осталась только почерневшая стена и торчащие из груды кирпичей поломанные стулья. Вот она и личная потеря фюрера в этой войне. Рассказывать ему о разбитом ресторане не стоит, канцлер будет очень огорчен.

К вечернему докладу Ганс не пришел. Подобная провинность была не в его характере. В какой-то момент рейхсфюрер даже поймал себя на том, что беспокоится о гауптшарфюрере, а ведь это было совершенно на него не похоже. То, что тревожился он не зря, стало ясно уже на следующее утро, – появился адъютант и сообщил о том, что Ганса нашли в подвалах Нюрнбергской крепости мертвым. На его теле не было обнаружено никаких ран и ничего такого, что могло бы судить о насильственной смерти, очевидно, он умер от разрыва сердца.

С минуту Генрих Гиммлер сидел неподвижно, соображая, как следует реагировать на печальное известие, потом, подняв фуражку, встал из-за стола и сказал:

– Хочу посмотреть на Ганса. Он все еще там?

– Да, господин рейхсфюрер, мы так и думали, что вы пожелаете взглянуть на место, где это произошло.

Оказывается, подчиненные знают его больше, чем ему думалось.

Уже через пятнадцать минут были на месте. В галерее все тот же полумрак, правда, в этот раз он выглядел куда более удручающим. Ганса Гиммлер увидел в самом конце галереи, он лежал на повороте, приложив руки к груди. Гиммлер подошел поближе. Полное впечатление, что боевой гауптшарфюрер пытался от кого-то защититься. Лицо перекошено: не то от страха, не то от боли. Как будто перед смертью он увидел нечто ужасное. Уж не привидение ли его посетило в последнюю минуту жизни? А ведь уверял, что после Восточного фронта ему ничего не страшно. Значит, в этой жизни встречаются вещи и поужаснее.

Но только кто же был этот неведомый враг?

– Так бывает всегда, когда прихватывает сердце, – сообщил адъютант.

Гиммлер слегка кивнул:

– Не самая боевая смерть во время войны. Хотя в жизни случается все, что угодно.

– На всякий случай мы обыскали все галереи, господин рейхсфюрер…

Гиммлер повернулся. Созерцание мертвеца – невеселое занятие.

– Разумеется, никого не обнаружили, – зашагал Генрих Гиммлер к выходу.

Пора выбираться из этого склепа. Возможно, что для Священного копья нюрнбергские подвалы будут самым подходящим местом, вот только для проживания они совершенно не приспособлены.

– Никого, господин рейхсфюрер. Хотя на полу криминалисты обнаружили несколько нечетких шагов, уходящих вдоль галереи, но их мог оставить кто угодно.

– И куда же они шли?

– Следы потерялись у самой стены.

– Вы хотите сказать, что кто-то прошел сквозь стену?

– Это не единственная странность…

– Что там у вас еще?

– Вот взгляните, – протянул он какой-то продолговатый золоченый предмет.

Гиммлер с интересом взял.

– Шпора… Правда, имеет какую-то необычную форму. И что с того?

– Это золотая шпора, господин рейхсфюрер! Вот посмотрите внимательнее, здесь она изогнута по форме каблука, а вот дужка со стержнем. Этой частью она прикреплялась к сапогу всадника, видите, она обломана…

– Что вы хотели сказать, оберштурмбаннфюрер? – не скрывая раздражения, перебил Гиммлер.

– Такие шпоры могли иметь только потомственные рыцари. Разумеется, были они и у короля. Но странно другое, как меня уверяли, здесь неоднократно проверяли помещение, но подобных находок никогда не обнаруживалось.

– Не вижу ничего удивительного, Раух, – не скрывая раздражения, отвечал Гиммлер. – Это всего лишь обломок шпоры, Нюрнбергская крепость очень старая и была построена во время крестовых походов, так что обломок мог находиться где-то среди валунов.

Адъютант выглядел взволнованным:

– Господин рейхсфюрер, я тут поинтересовался у доктора Хаусхофера, он преподает историю в университете. Он сказал, что эта шпора принадлежит германскому королю Фридриху Барбароссе!

Генрих Гиммлер посмотрел на адъютанта. На шутника тот не походил. А потом окружающая обстановка… Не самая подходящая минута для веселья, за подобную бестактность можно поплатиться не только теплым местом в Рейхсканцелярии, но и собственной карьерой.

– Доктор Хаусхофер в этом уверен?

– Абсолютно, господин рейхсфюрер!

– Позволь спросить, откуда у него такая уверенность? – едко поинтересовался Гиммлер.

– Взгляните сюда, – показал он пальцем на дужку. – Тут проставлен королевский герб. Корона… А потом имя самого короля. Вряд ли кто из вассалов осмелился бы на подобный оттиск.

Рейхсфюрер зачарованно смотрел на вычурный вензель. Такой рисунок ему приходилось видеть разве что в музеях. Он был нечеткий, видно замазанный временем, но, тем не менее, его можно было различить. Особенно удалась корона. Рядом с ним – оттиск копья, очень напоминающего то, что сейчас находилось в подвалах Нюрнбергской крепости.

– Действительно непонятно, – выжал из себя рейхсфюрер. – Хм… На свете много противоестественностей, друг мой, – Гиммлер почувствовал, что волнение адъютанта невольно передается и ему. – И эта одна из них. Так что давайте не будем ломать голову. А шпору можете отдать этому профессору. Он единственный, кто сумеет оценить этот предмет по достоинству.

Быстрым шагом Гиммлер направился к выходу. Хотелось как можно быстрее покинуть душные подвалы. Успокоился он только тогда, когда оказался во дворе крепости. Адъютант расторопно забежал вперед и распахнул перед ним дверцу авто. Уже усаживаясь в кресло, рейхсфюрер распорядился: