В Киргизии до весны 1938 г. по «харбинской» операции прошло 12 чел. Однако к августу 1938 г. по приказу № 00593 карательные органы арестовали 530 чел., из них 466 – уйгуры. Остальные киргизы (40 чел.), китайцы (15 чел.), корейцы (2 чел.), русские (3 чел.), дунгане (2 чел.), узбеки (1 чел.), афганцы (1 чел.)[220]. Комиссия НКВД и Прокурора СССР утвердила репрессивные решения на уйгуров 5 сентября 1938 г., т. е. в последний день своей работы. Приговоры были сравнительно мягкими: 150 чел. (32 %) получили высшую меру наказания, 316 чел. (68 %) – 5–10 лет исправительно-трудовых лагерей. Таким образом, в Киргизской ССР в статистике приказа № 00593 доминировала уйгурская линия, по которой прошло 86 % от общего количества арестованных по «японской» операции.

В Казахстане по «харбинской» карательной акции прошло 716 чел., в том числе 230 корейцев и 250 уйгур[221]. Приговоры Комиссия НКВД и Прокурора СССР утвердила в отношении этих категорий в последний день своей работы, т. е. 5 сентября 1938 г. В Казахстане приговоры в отношении этих лиц были суровее, чем в Киргизии: 90 % были приговорены к смертной казни. Так же как и в Киргизской ССР, здесь доминировала «уйгурская» линия.

Согласно следственным материалам, арестованные уйгуры являлись китайскими перебежчиками из Синьцзяна, обвиненными в антисоветской, шпионской, диверсионной и повстанческой деятельности. Территориальные органы НКВД в «альбомах», отправлявшихся на утверждение Комиссии НКВД и Прокурора СССР, так же как в случае с дальневосточными китайцами, указывали не приказ № 00593, а приказ № 00485 (имелся в виду порядок осуждения, установленный «польской» операцией) на шпионов, повстанцев и антисоветчиков. Инициатива включения уйгур в «харбинскую» операцию исходила от Москвы. В ситуации форсированного рассмотрения накопленных справок центральный аппарат НКВД всех, кто не вписывался в рамки существующих «национальных» карательных акций, но имел прямое или косвенное отношение к Японии, вписывал в приказ № 00593.

С сентября по ноябрь 1938 г. Особыми тройками было осуждено 1056 уйгур, в том числе 181 чел. прошли по «английскому шпионажу»[222]. Точная статистика вынесенных приговоров по республикам нам неизвестна. Однако основная часть карательных решений в отношении уйгур была вынесена в Казахской ССР, так как здесь Особая тройка за два месяца рассмотрела 1937 «альбомных» справок[223], что почти в три раза больше, чем утвердила «двойка» за год своей работы.

Еще одной целевой категорией приказа № 00593 стали этнические японцы. Особые тройки осудили 7 чел. – представителей этой национальности, все прошли по приказу № 00593[224]. Статистика японцев, осужденных Комиссией НКВД и Прокурора СССР, отсутствует. На основании «альбомных» справок можно сделать вывод о том, что репрессии в отношении этой этнической группы были единичны. Карательная акция затронула японцев, проживавших в Московской, Новосибирской областях, Дальневосточном крае. Репрессиям подверглись участники Коммунистической партии Японии, покинувшие страну ученые, политические беженцы с Хоккайдо и Сахалина, рыбаки и моряки, обосновавшиеся в дальневосточных городах. По данным «Мемориала», в годы Большого террора в СССР было осуждено около 100 японцев, однако эти данные занижены. На основании «альбомных» справок можно говорить приблизительно о 300 чел., репрессированных в рамках приказа № 00593[225]. Преследования в отношении японцев в СССР не могли достичь масштабов «немецкой» операции периода Большого террора, главным образом потому, что в Советском Союзе отсутствовала многочисленная японская диаспора. Репрессии по приказу № 00593 коснулись граждан СССР. Приговоры подданным Японии выносила ВКВС, но следует отметить, что здесь советское руководство действовало очень осторожно. Так, на протяжении 1937–1938 гг. Политбюро ЦК ВКП(б) рассматривало вопросы об изменении смертных приговоров в отношении японцев[226].

Таким образом, помимо общесоюзных карательных акций территориальные органы НКВД в рамках приказа № 00593 проводили региональные подоперации (или линии). Проведение репрессий в отношении «дальневосточников», «монголистов», «тувинцев», «бывших», уйгур, японцев предопределялось наличием «неблагонадежных» групп населения в регионе. Чистки против уйгуров и японцев нельзя назвать этническими, так как главным поводом репрессий выступал их социальный статус, а именно статус перебежчиков и политэмигрантов. Репрессии против «дальневосточников», «бывших», монголистов», «тувинцев» не были первичными, однако в отличие от более ранних преследований террор 1937–1938 гг. носил тотальный характер – по отношению к ним была применена высшая мера наказания. Региональные подоперации приказа № 00593 не были массовыми в отличие от общесоюзных линий. Их доля от общего числа репрессированных по «харбинской» операции составила около 7 %, в том числе по приказу № 00593 прошло около 1,5 % уйгур, около 1,5 % «дальневосточников», около 1 % «монголистов» и «тувинцев», около 1,5 % «бывших», около 1 % работников диппредставительств и около 0,5 % японцев.

В целом особенности «харбинской» операции проявились именно в ходе ее проведения, а именно в отборе целевых категорий. Ликвидация «японских» шпионов, наряду с «польскими» и «немецкими», стала главным направлением карательной политики советского руководства еще до начала Большого террора. В период 1937–1938 гг. борьба приняла массовый характер. «Японскими» шпионами были названы не представители японской национальности, так как только единицы проживали в СССР, а «харбинцы». Именно в этом проявилось первое отличие «харбинской» карательной акции. Вторая особенность состоит в широко представленных целевых категориях репрессии. Преследования затронули «КВЖДинцев», реэмигрантов из Китая, китайцев, корейцев, уйгур, японцев, «монголистов», «тувинцев», «бывших», «дальневосточников», работников диппредставительств. Объединяет эти целевые категории не только «связь с японским государством», но и их социальный статус: все они относились к «неблагонадежным» группам населения. Еще одной особенностью «харбинской» операции стало включение в рамки приказа № 00593 «КВЖДинцев», репрессии в отношении них предопределялись местом работы. Кроме того, эта категория населения, эвакуированная советским правительством в 1935 г. из Маньчжоу-Го, легально проживала на территории СССР и занимала высокие посты в промышленности, НКВД, Красной армии, т. е. относилась к элите советского общества, в отличие от остальных, которые, по мнению НКВД, представляли «низовку». Репрессии против китайцев, корейцев и уйгур проводили и по другим массовым операциям, однако доминирующая часть (около 90 %) была обвинена в «японском шпионаже». Почти половина репрессированных по приказу № 00593 приходится на национальные группы, что также указывает на то, что «харбинскую» операцию следует рассматривать в числе «национальных». «Харбинская» операция стала единственной карательной акцией, внутри которой реализовывались общесоюзные и региональные подоперации. Из серии «национальных» она теснее других связана с «кулацкой» и «РОВСовской», так как в Сибири и на Урале большой процент репрессированных по приказу № 00593 приходится на «бывших». Несмотря на то, что процент осужденных «инонационалов» в рамках «линейных» карательных акций высок, их нельзя назвать этническими чистками. Только с весны 1938 г. появляется тенденция этнизации сталинизма. Причиной проведения «национальных» операций являлось уничтожение пятой колоны, вследствие этого поводом для репрессий выступала «связь с заграницей». Поэтому преследованиям подверглись перебежчики, реэмигранты, политэмигранты, этапированные и т. д., т. е. те категории населения, которые проживали в иностранных государствах. «Национальные» операции почти не затронули иностранных подданных. Комиссия НКВД и Прокурора СССР в единичных случаях выносила решения в отношении граждан других стран, а Особые тройки вообще не имели на это право. Приговоры в отношении иностранных подданных разбирались на Политбюро ЦК ВКП(б) и, как правило, право на вынесение приговора имела Военная коллегия Верховного суда СССР.