— Vous etes ici[55], — грустно констатировала Софья, обращаясь к Дмитрию.

— Ma chиre, это не продлится долго, — поспешил успокоить ее молодой граф Воронцов, — вскоре я вас покину.

— Навсегда? — с надеждой спросила Софья.

— Увы, на долгий срок.

— Вы уезжаете? Куда? — поспешила вступить в разговор Мария.

— Дмитрий Григорьевич отважился стать бравым офицером, — ответил Борис.

— Вы поступили на службу?

— В Павлоградский полк, — гордо и надменно сказал Дмитрий.

— Гусары, — неодобрительно покачала головой Софья.

— Гусары — цвет царской армии, сударыня, — поспешил вставить Борис.

— В любом раскладе это хорошо, что вы поедете, — сказала Софья.

— Согласен, — отвечал Дмитрий. — Теперь я буду отдавать долг моей стране и буду любить ее так же пылко, как мог бы любить женщину, лучшую на свете.

— Это прекрасно, — едко заметила Софья, — ведь вы созданы именно для такой любви.

— Что ж, возможно, вы и правы, — не менее ядовито согласился Дмитрий и откланялся.

Константин попытался было сказать что-то, как-то привлечь внимание Софьи, однако его слова были встречены молчанием, полным холодного безразличия. Софья сообщила сестре, что находит бал скучным.

— Разумеется, — добавила княжна, обратясь к Ричарду, — виноваты в этом вы. Ведь если бы вы были хоть немного более разговорчивы, вы не позволили бы мне теперь скучать.

— Увы, княжна, я сегодня не словоохотлив.

— Вы хандрите? Быть может, вам наскучил Петербург?

Ричард думал то же, этот город не мог занимать его мыслей, ведь он был лишен княжны Анастасии. Но сказать это было бы неприлично, и Редсворд промолчал. Мария начала какой-то пустой разговор с единственной целью избавить всех от неловкости. В этом разговоре все принимали участие, но каждый при этом думал о своем: Софья — о Дмитрии, Константин — о Софье, Ричард — об Анастасии, а сама Мария с нетерпением ждала приезда князя Петра Андреевича.

Разговор шел о париках, которые еще в начале века совершенно вышли из моды, но тем не менее иные представители старшего поколения продолжали носить их. Константин положительно выразил отрицательное свое отношение к парикам. Мария ему что-то отвечала, когда увидела Петра Андреевича. Она запнулась, замолчала.

По залу пронесся гулкий ропот сотен голосов, который был вызван странным явлением — явлением князя Андрея Петровича Суздальского. Старый князь величественно и степенно ступал по залу. Все почтительно ему кланялись, дамы делали реверанс. Все гости князя Шаховского задавались одним вопросом: почему Андрей Петрович вдруг вышел из затворничества? Причины самого затворничества были известны немногим. И тем не менее в свете делались различные предположения: одни утверждали, будто бы старый князь серьезно болен, другие возражали, что он принял завет Христа и проводит время в очищающих молитвах, третьи и вовсе полагали, что Суздальский давно умер.

И вот он, гордо выпрямившись, стоял перед ними, вопреки всем их домыслам. Они смотрели на него с трепетом, с восхищением, словно на святого, спустившегося на грешную землю.

Не обращая внимания на все эти восторги, Андрей Петрович твердой походкой подошел к хозяину дома и крепко пожал ему руку. Владимир Дмитриевич, стоявший здесь же, почтительно приветствовал старого князя. Шаховской и Воронцов — оба выразили свою радость, побеседовали с Суздальским о былом, после чего Иван Леонтьевич отправился встречать других гостей.

— Вы приняли в своем доме сына моего друга, — сказал Суздальский, когда Шаховской отошел.

— Да, молодой маркиз у нас гостит.

Андрей Петрович внимательно посмотрел на Воронцова. Без сомнения, тот все понимал и, понимая, все же оказывал Ричарду все признаки почтения.

Как только Шаховской отправился встречать новых гостей, Петр Андреевич, бывший все время подле отца, поспешил отделаться от его общества: во-первых, на него воззрился весь свет, а во-вторых, ему казалось, что отец имеет к Воронцову разговор.

Предмет этого разговора был ему прекрасно известен, и все же он не представлял, что именно будет сказано между двумя товарищами.

Петр Андреевич быстро нашел Ричарда, Марию, Софью и бывшего при ней Константина.

— Князь, как мы рады вас видеть! — произнесла Мария, как только Суздальский подошел к ним.

— Покорнейше благодарю, Marie, je suis heureux aussi.[56]

— Prince[57], — произнес по-французски Ричард, протягивая князю руку.

— Marquis, — ответил тот по-английски, отвечая пожатием, — it is wonderful thee are here.[58]

— Pensez-vous?[59]

— I’m sure, my dear marquis.[60]

— Петр Андреевич, вы, как всегда, вовремя, — учтиво заметил Константин в знак приветствия.

— Неужели я стал спасательным кругом в буре эмоций, которая уже почти с головой захлестнула вас?

Константин удивился, собрался было что-то ответить, однако не успел придумать, что именно, поскольку в разговор вступила Софья:

— Петр Андреевич, вы, конечно, еще не знаете: Дмитрий Григорьевич отправляется служить в Павлоградский полк.

— Вы правы, Софья Михайловна, это действительно новость для меня.

— И что вы по этому поводу думаете? — поинтересовалась Софья.

— Мне кажется, это очень сильно волнует вас.

— Меня? Нисколько, — гордо вздернула голову княжна.

— Ну как же? — улыбнулся Петр Андреевич. — Дмитрий Григорьевич, в армии, один.

— С ним будет Борис Курбатов.

— В таком случае не стоит беспокоиться за него! Быть может, вы предложите иную тему разговора?

— И правда, — сказала Мария, — вы не сказали, князь, нам о себе.

— И что же?

— Но как же, Петр Андреевич, все обсуждают: вам светит повышение по службе?

— Да неужели? — изобразил удивление Суздальский. — Кто говорит?

— Papа сегодня играл на бильярде с министром иностранных дел.

— Михаил Васильевич более осведомлен в моих делах, чем я сам, — улыбнулся Петр Андреевич.

— Князь, я вас поздравляю! — воскликнул Константин, пожимая Суздальскому руку.