её семейных обстоятельствах, Лола сказала: «А у меня вообще никакого отца не было. Пожалуй, мне лучше, чем тебе». «Совсем не было? Ты даже не знаешь, чья ты?» «Почему не знаю? Есть тут один… донор спермы». Алдона хихикнула. Она никогда ещё не слышала, чтобы так презрительно о родителях говорили. «Извини, я не хотела. Ты с мамой живёшь?» «Нет, от матери я ушла». «Да ну?» «Вот что я тебе скажу. У меня мать пила, и меня тётя забрала. Она хорошая, мне с ней очень хорошо живётся. Только я переживала, что вроде как мать предаю. А тётин муж мне сказал: дети за родителей не в ответе, она тебя первая предала. Так что ты не сомневайся, попроси бабушку, чтобы она тебя у себя оставила». «Да, а деньги?» «Так они же у тебя богатенькие!» Алдона засмеялась: «Это у нас баба Люба с дедом Лёшей богатые. Наташа говорит, они за месяц в этом доме заплатили столько, сколько она за три года за съём квартиры заплатит. А мы просто за компанию с ними приехали. Баба Оля пенсионерка, деда Петя инвалид». «Ну, тарелку супа всяко нальют. А одежда у тебя и так есть». «А мама?» «А мама твоя вместе с папой дом строит. Она же знает, что ты в этом доме жить не хочешь? А давай-ка я тебе несколько приёмов покажу, чтобы от одноклассников отбиваться».

Стали тренироваться. Тут же вышел из калитки дядя Эдик. Ясно, по камерам контролировал. Решил, что они подрались. Подошёл, стал советовать. Один захват у Алдоны не получался, показал. «Вы тоже какими-нибудь единоборствами занимаетесь?» — спросила Лола. «Было дело. У меня, знаешь ли, сестра старшая. В девять лет на дзюдо пошёл, чтобы от неё отбиваться. Один раз так её приложил… до сих пор приятно вспомнить. А отец тогда меня по заднице… не больно, но обидно. Девочек нельзя! С тех пор с ней не связываюсь. А она до сих пор на меня нападает. И ещё отец на секцию ходить запретил. Сказал, голову тренируй». «А я всегда хотела, чтобы у меня были братья и сёстры», — сказала Алдона. «Ох, Алдонка, этого счастья тебе не надо». «Подожди, — дошло до Алдоны. — Ты что же, с девяти лет эти приёмы помнишь?» «А отец потом от нас уходил. И я до института в спортивной школе занимался. А в институте я на карате ещё год… ладно, девчонки, пошли шашлыки нанизывать».

Наташа расспрашивала новую знакомую о местных чудесах. Лола чудеса отрицала, говорила, что от этих легенд городу одни неприятности: мало того, что всякие псевдоучёные тут бед натворили, так ещё всякие богатенькие стараются тут дом купить и приезжать за здоровьем. Вот, например, такие, что деда Лёшу чуть не утопили. В прежние времена на отдыхающих деньги зарабатывали. И теперь есть приезжающие из года в год, обзаведшиеся прочными знакомствами и ставшие почти своими. Но те, кто понастроили здесь особняки, ведут себя слишком нагло. Особенно молодняк. И все эти публикации привлекают не нормальных отдыхающих, а бесноватых. Даже больные приезжают какие-то неадекватные. Недавно один онкобольной раздолбал несколько памятников на кладбище. Обиделся, видите ли, что демон его не вылечил. «Слушай, хорошую ты мне идею подсказала», — оживилась Наташа и позвонила адвокату Ивану Ивановичу, нельзя ли раздобыть статистику заболеваемости и смертности по Утятину: наверняка ведь аборигены не более живучи, чем прочие смертные. «Хороший аргумент в пользу нашей обычности», — согласился он и обещал помочь. Ещё она попросила его организовать встречу с каким-нибудь местным кудесником. «Перезвоню», — обещал он.

Когда Иван Иванович перезвонил, Лола хмыкнула: «Сказали бы мне. Я ведь шла к тёте Маше Обоянской за огурцами, только у вас задержалась». «Да была я у этой Обоянской, — с досадой ответила Наташа. — Меня даже на порог не пустили!» «Не обижайтесь, у нас не любят чужих. Тем более, тётю Машу похищали и едва не убили». «Зачем?» «Изучать». «А она что, реально какими-то необыкновенными способностями обладает?» «А вот увидите». «Но ты сама что-нибудь такое наблюдала?» «Она, когда в больнице лежала с инсультом, даже говорить не могла, убрала у меня фингал. А у палатного врача — волосатую родинку с лица. И присадила их на щеку санитарки». «Зачем?» «Очень злая была эта санитарка». «И что, можно эту санитарку увидеть?» «Наверное, можно. Только всё это было в Тульской области». Наташа поглядела на неё с недоверием.

Когда подъехали к дому колдуньи, у ворот их ждала неопределённого возраста тётка с недовольным лицом. «Что, тётя Нина?», — поздоровавшись, спросила Лола. «Да вот, петля от калитки…» «Тут брус менять придётся. Есть дерево?» — спросил Эдик. Тётка оживилась: «Сейчас принесу. Девчонки, вёдра на терраске возьмите. А вы проходите в дом», — это она Наташе.

Минут через сорок, когда Эдик уже расслабленно валялся в тени на травке, вернулись с бахчи девочки. Пока они подтаскивали вёдра к крыльцу, из дома вышли последние клиенты, а следом за ними — колдунья и Наташа. На ходу колдунья ей говорила: «А пасха, чтоб ты знала, 28 апреля. Ох, какая девочка хорошая, — переключилась она на Алдону. — Смотри, не вздумай на кладбище разуваться!» «Почему?» «Потому что всё это мелочи. А душу при этом потеряешь». Увидев, что девочка упрямо поджала губы, колдунья сказала: «Ты видела когда-нибудь страшные сны? Говорят, если кошмар увидишь, нельзя об этом никому рассказывать. А то сбудется. Я тебе сейчас страшный сон покажу, и ты его никому не расскажешь. Зато поймёшь, что твои беды — это мелочь. Ну-ка, сюда зайди». В прихожей она резко двинула стул: «Вот, сюда садись. Гляди на самовар и медленно закрывай глаза». Алдона зажмурилась, вздрогнула, открыла глаза и закричала. Эдик и Наташа кинулись к ней, а колдунья сказала: «Нин, воды холодненькой дай ей. Ну, ты поняла?» Алдона закивала: «Да, да… это ведь неправда?» «Может быть. Но лучше чёрта не звать, а то потом бог не услышит».

Машина затормозила у кладбища. Удивительное оно было. От ворот плоское, затем пологий подъём, потом он становился круче. А на плоской вершине кладбищенского холма — маленькая часовенка. Лола сказала: «Вон экскурсионный автобус. Послушайте, что их сопровождающий будет рассказывать. А потом мне огурцы завезёте, я дома буду». Вышла на дорогу, махнула рукой группе велосипедистов. Один затормозил, Лола села на багажник и помахала рукой, отъезжая. Алдона вздохнула ей вслед. «Ты что?» — спросила Наташа. «Она такая… уверенная!» «Она просто старше. В вашем возрасте год — это много. Увидишь, какой ты будешь следующим летом. Хочешь, привезу тебя сюда?» «А что тебе