— Ой, ну ладно, типа, ты меня поймала, — отмахнулась я.

— Перестань думать в этом направлении. Или наживешь неприятностей!

— Ага. Я в курсе. Слушай, а почему эти самые Дарующие такой дефицит? Или все дело в том, что их трудно найти?

— Нас, Яна. Нас трудно найти. Братья могут нас узнавать лишь по косвенным признакам, а Зрячие должны увидеть непосредственно. К тому же после Мировых войн число носителей крови и Дарующих, и мужчин, способных стать Проводниками, резко сократилось.

— В смысле? Почему?

— Подумай сама. Урожденные носители драконьей крови рассеяны по миру. И мы особые не только в силу своего происхождения, но и имеем иной душевный склад. Даже не подозревая о своем истинном происхождении, люди с такими качествами и порывами всегда оказываются способными на самопожертвование. Мы всегда на передовой и готовы закрывать собой простых смертных. Не можем оставаться равнодушными и поэтому во всяких катаклизмах гибнем гораздо чаще обычных людей, — это «мы» резануло мне по слуху.

— Погоди-ка. Почему мы-то?

— Потому что Дарующие тоже носительницы драконьей крови, — ну да, сюрприз, сюрприз.

— Но раз так, то почему тогда все эти братья надутые относятся к претенденткам, как к простым смертным?

— Потому что по сути они такими и являются. Если взять весь мир, то наследников, носящих в себе хоть крохотный след дракона, огромное количество. Это не такая уж и редкость. Но лишь единицы из мужчин могут быть Проводниками, и еще меньше женщин рождаются Дарующими. И еще меньше переживают Восхождение. Поэтому нет никакой причины как-то выделять претендентку, пока она не прошла обряд. К тому же, насколько я знаю, есть еще давно укоренившееся поверье, что нельзя внушать будущей Дарующей мысли о ее некой исключительности. Дабы это не привело к излишней гордыне.

Вот оно как. Но по мне, что-то перегибают они со своими воспитательными мерами. Не знаю, как там насчет гордыни, а вот острое желание найти способ усадить всех этих индюков на их заносчивые задницы у меня точно возникает.

— Ну, тогда со мной тут точно ошибочка вышла. Поверь, я в жизни не пойду на баррикады и не испытывала и намека на желание жертвовать хоть чем-то ради кого-то.

— Думаю, ты обманываешь не столько меня, Яна, сколько себя. Загляни в свою душу и поймешь, что это не так.

Ну надо же, еще одна любительница душевных копаний.

— Ерунда. Уж поверь. Нет во мне этой жертвенной хрени ни грамма.

— Значит, ты еще не постигла себя.

Так пора оставлять эту тему, пока я опять не взбесилась. На сегодня мне уже хватит гребаных сеансов самоанализа.

Я, резко сменив направление разговора, задала еще целую кучу наводящих вопросов, но на большую часть получила все те же уклончивые ответы. Желание откровенничать у Амалии очевидно иссякло. При этом она продолжала ненавязчиво вставлять в разговор фразочки о величии и исключительности нашего предназначения, и пропорционально их количеству росло моё на нее раздражение. Ну сколько можно всем талдычить об одном и том же. Все эти попытки манипулирования разной степени тонкости и завуалированности уже откровенно напрягали. Поэтому я сделала вид, что устала, и стала зевать, откровенно намекая на отсутствие интереса к беседе. Амалия же тогда засобиралась и, расспросив меня о том, что мне нужно из самых необходимых вещей, направилась к выходу.

В этот момент дверь распахнулась, и в квартиру быстро вошел Глава собственной персоной. Сухо кивнув Амалии, он стремительно прошёл ко мне и остановился прямо напротив. Его лица как всегда было непроницаемо. Но глаза и волны, исходящие от него, выдавали глубоко спрятанный гнев, направленный явно на меня. Интересно, что же это я уже успела накосячить, когда еще и не начинала?

— У меня две новости, девушка, — не потрудившись поздороваться сказал он. — Первая: ни один из братьев больше не придет к тебе. По какой-то пока мне неизвестной причине их драконы неожиданно отказались от желания претендовать на право провести тебя через Восхождение. Так что на данный момент брат Игорь и брат Роман являются единственными. И так как брат Игорь приговорен к ссылке и уже в нее отправлен на нижние слои, то остается один претендент, — после этих слов Амалия сдавленно ахнула и уставилась на Главу в почти суеверном страхе.

— И поэтому вытекающая из этого вторая новость, — не меняясь в лице продолжил мужчина. — Твое Восхождение назначено на завтра.

Амалия ахнула и, прижав руку ко рту, покачнулась.

— Нет! Нельзя! — умоляюще вскрикнула она.

11

С первым же вдохом я хватанула полные легкие запаха такой ядреной гари, словно лежала посреди гигантского пепелища. Глаза как будто запорошило песком, и они отказывались открываться, в спину что-то давило и, похоже, давно, судя по тому как болели ребра и позвоночник. Я попыталась вдохнуть глубже, чтобы определить степень собственных повреждений, прежде чем шевельнуться. Пересохшее горло тут же свело спазмом, и я закашлялась. Из глаз сразу брызнули едкие слёзы, потому как ощущение было, как будто в глотке все рвется как бумага, а в теле нет целых костей.

— Что за на хер? — очень хотела сказать я, но вышло только какое-то глухое бульканье.

Зато слёзы, льющиеся потоком, стали возвращать мне способность видеть. А посмотреть было на что. Я лежала на круглом возвышении, сделанном из чего-то напоминающего цельный кусок кристально прозрачного горного хрусталя, находящегося в центре большого мрачного зала. Прямо надо мной в потолке было отверстие замысловатой формы, или скорее уж колодец в толще камня, который, видимо, выходил на поверхность. Именно через него сюда и попадал свет. Один узкий направленный луч. Но, падая на хрустальную хрень, на которой я лежала, он странным образом преломлялся и создавал в остальном помещении зоны света и тени, которые пока расплывались неясными пятнами в моем мутном взгляде. Я, кряхтя, приподнялась на руках, и голова тут же поплыла, пришлось закрывать глаза и бороться с подступающей тошнотой. Через время снова попыталась осмотреться, заодно стараясь вспомнить, где я и что тут делаю. Пока память отказывалась сотрудничать, а непреходящая дурнота от противного горелого запаха вызывала головную боль и не способствовала моим усилиям. Прищурившись, чтобы умерить резь в глазах, я стала медленно и методично осматриваться в надежде, что это даст результаты. Сначала, собственно, моё креативное ложе. Оно действительно было круглым, но верхняя поверхность была испещрена множеством глубоких борозд, которые складывались в какие-то иероглифы или непонятные рисунки. Напрягшись, я припомнила, что видела нечто похожее впервые в круглой тату на груди Рамзина,