Тана понимала, что он говорит не с ними. Возможно, он вообще ни к кому конкретному не обращался. Габриэль подошел к ней. В темноте Тана плохо его видела. Он казался просто симпатичным парнем, высоким и жилистым. Она опять подумала о смятой бумажке, лежащей в сумке. О его клетке под кладбищем Пер-Лашез. Сколько он там пробыл? Сколько уже лет он выглядит точно так же, как сейчас? Сто? Двести? Чувствует ли он ход времени? Может быть, забыв это ощущение, люди теряют разум?

– Я должен идти, – сказал Габриэль, откинув назад черные волосы и глядя на Тану с искренностью сумасшедшего или пьяницы. – Ты же будешь осторожна, правда? Этот город голоден.

– Ты уходишь? – спросила Тана. Она знала, кто он и на что способен, и должна была почувствовать облегчение, но ей не хотелось, чтобы он уходил. При мысли, что она останется одна с Эйданом, Полночью и Зимой, ей почему-то становилось не по себе. – Уже почти рассвело. А ты даже не знаешь, куда идти.

Он улыбнулся ей настоящей улыбкой, той, которой настоящие юноши улыбаются настоящим девушкам.

– Обо мне уже очень долго никто не беспокоился.

Полночь стояла неподалеку и смотрела на планшет. Он освещал ее лицо снизу так, будто она собиралась рассказывать историю о привидениях.

– У них есть друзья, – начала Тана.

– У меня тоже есть друг, – сказал Габриэль. – И я собираюсь его убить.

– О, – она отступила на шаг. Он был в бегах, как и прежде, хотя теперь причина была иной. Она вспомнила вампиров с фермы Лэнса. Они наверняка хотели вернуть его обратно, на кладбище Пер-Лашез, и снова пытать, пока он не утратит разум навсегда. Однажды ему удалось сбежать, но Тана сомневалась, что у него это получится еще раз.

– Не дай им себя поймать, – сказала она твердо, насколько могла.

Вампир задумался, явно удивленный ее словами, затем снова улыбнулся, склонив голову в неглубоком поклоне, как будто знал все, что она не произнесла вслух:

– Путешествовать с тобой было приятно, и ради этого стоило отложить дела. Но больше медлить нельзя.

В это время Полночь подняла голову:

– Отлично, я поняла, куда идти. Это недалеко, – она закинула мешок на плечо и двинулась вперед. – Пошли, – бросила она Тане и Габриэлю.

Эйдан последовал за ней, обеспокоенно поглядывая на небо.

– Тана, – окликнул Зима, – мы уходим.

– Помнишь, что ты сказал в машине? – спросила Тана Габриэля. – Те, кого любит смерть, не умирают.

– Меня она не любит, – выражение его лица изменилось. Он положил руку Тане на плечо. Его глаза блестели, как драгоценные камни, когда он наклонился к ней. – Но позволь мне получить кое-что на прощание. Кое-что, чего я не заслуживаю.

Тана инстинктивно отшатнулась, думая, что Габриэль собирается ее укусить. Но затем, потрясенная, поняла, чего он хочет на самом деле. Его губы коснулись ее, легко, словно давая шанс оттолкнуть. Тана закрыла глаза и притянула вампира к себе.

Она не должна была хотеть этого.

Когда он поцеловал ее снова, ей пришлось надолго задержать дыхание – ведь ему не нужно было дышать. Габриэль был осторожен, но Тана все равно почувствовала, как острые клыки коснулись ее нижней губы. Холод прижавшегося к ней тела заставлял сильнее ощущать жар собственного.

Габриэль выпрямился и коснулся пальцами губ:

– Я уже забыл, как это приятно.

Сердце Таны билось все быстрее, и это биение эхом отдавалось по всему телу. Все плыло перед глазами. Ей хотелось, чтобы он почувствовал то же, что и она – кайф от нарушения запретов. Хотелось дать Габриэлю то, что ему очень понравится, но о чем он не мог и подумать. Что-то, что покажется ему неправильным. Что-то, чего он хочет на самом деле.

– Поцелуй меня еще раз, – шепнула она, потянувшись к нему и запустив пальцы в его волосы. Она не узнавала себя.

Не в силах сопротивляться, вампир наклонился к Тане.

Она прикусила себе язык. Сильно, так что боль прошла волной по телу, превратившись во что-то близкое к удовольствию. Когда она приоткрыла рот навстречу его губам, тот был полон крови.

Габриэль застонал, почувствовав этот вкус, его красные глаза распахнулись с удивлением и проблесками страха. Он схватил Тану за предплечья и прижал к стене. До сих пор он был осторожен, но не сейчас, когда яростно впился в ее губы. Она испытывала восторг, смешанный с испугом. Он целовал ее безумно, жестоко. Боль в языке куда-то ушла. Она впилась пальцами в его спину. Их тела так сильно прижались друг к другу, что он должен был чувствовать каждый удар ее сердца. Раньше Тана боялась его, но теперь куда больше боялась себя.

Габриэль с ярко-красными губами отшатнулся от нее. Вытер рот тыльной стороной ладони, на коже остался кровавый след. Он смотрел на Тану с выражением, похожим на ужас, как будто видел в первый раз.

– Ты опаснее, чем рассвет, – сказал он и, прежде чем Тана успела ответить, исчез в удлинявшихся с наступлением утра тенях.

Я хочу полностью истратить себя к тому моменту, когда умру.

Джордж Бернард Шоу

Когда Габриэль был молод, Россия приближалась к закату золотого века. Надвигалась революция, но аристократы, беседовавшие на идеальном французском в роскошных гостиных за бокалом шампанского, предпочитали не замечать этого. Модные книги воспевали самоубийство, декаданс и романтическую меланхолию.

Двадцатилетний Габриэль, которого тогда звали Гавриилом, унаследовал чувственные губы и горящие глаза деда, но характер юноши не соответствовал полученному наследству. Он был средним ребенком: младшая сестра Екатерина блистала красотой и умом, как бриллиант в императорской короне, а старший брат Александр не вылезал из долгов. Александр был пьяницей, игроком и бонвиваном. Каждая из этих привычек обходилась сама по себе недешево, но вкупе они грозили семье разорением.

Граф, их отец, уже три года лежал в могиле, когда мать попросила Габриэля поговорить с братом, надеясь, что тот опомнится и умерит свои аппетиты. Но Александр ни в чем не хотел себя ограничивать. Особенно после того, как он унаследовал титул и земли.

– Ты – хороший сын, – говорил он брату. – Одного такого в семье вполне достаточно, тебе не кажется? Двое – уже перебор.

– Если хочешь, я поменяюсь с тобой местами, – отвечал Габриэль. – Безответственность – удел младшего сына.

Но Александр ничего не желал слышать. А мысли Габриэля были слишком заняты другим, чтобы продолжать споры. Он влюбился в девушку по имени Роза, с которой его познакомила сестра друга. У нее были светло-карие глаза и волосы цвета гречишного меда. Когда она впервые застенчиво взглянула на него и слегка улыбнулась, он понял, что не может дышать.

Потом он никак не мог вспомнить, о чем они разговаривали – помнил только, что отчаянно пытался ей понравиться. И это ему удалось. Роза благосклонно приняла его ухаживания. Ее отцу, флегматичному владельцу завода, нужно было выдать замуж нескольких дочерей, и он считал, что титул и связи Габриэля помогут поправить его финансовое положение.