– На общак, да?

– Ну да, конечно, на общак!.. Или ты думаешь, что я себе? Да я ни в жизнь!..

– Я думаю? Да нет, не только я один так думаю… Скрысить ты бабки хотел, вот что мы думаем…

– Жиха, брат! Ты чего?! – обреченно хватаясь за голову, взвыл Рубач. – Да у меня в мыслях не было!..

– Да? Тогда объяснись. Предъява тебе брошена, послушаем, что ты скажешь. Так, братва?

Собравшиеся вокруг Жихи авторитеты молча и важно закивали. Кто-то смотрел на Рубача злобно, кто-то равнодушно, кто-то с пониманием – но все ждали от него объяснений.

– Так это, тут такое дело… – Рубач понял, что у него есть шанс, взбодрился. – Я ж не мог знать точно, есть у пацана лавье или нет. Если есть, скачаю, если нет, значит, не судьба. Не хотел волну поднимать, пока точно не узнаю, есть бабло или нет. Вот если бы точно знал, я бы сразу вам отписал… А может, у него нет ничего?

Рубач с надеждой глянул на Трофима:

– Ты вот скажи, есть у тебя двадцать косарей или нет?

– Нет.

– Вот видите, братва, нет у него ничего. А я бы волну поднял. Вы бы меня балаболом назвали…

– Ну, не знаю… – в глубоком раздумье покачал головой Жиха. – Я тебя, Рубач, давно знаю, крысой ты не был… Но и не химичил ты раньше. Сначала мое слово, а потом уже дела… Не нравится мне все это. Не нравится…

– Да я отвечаю, не думал я замылить бабки! Если б что-то прорисовалось, тогда бы я сразу маякнул. А так только волну гнать…

Рубач из кожи вон лез, чтобы доказать свою невиновность, но, судя по всему, Жиха не очень-то ему верил.

– А пацана зачем на развод кинул? – спросил сидящий рядом с вором авторитет.

Изможденное, чахоточного цвета лицо, но взгляд сильный, энергичный.

– Какого пацана? Трофима, что ли? – спросил и сам же себе ответил Рубач. – Ну, почему на развод? Он же слам с нашего цехового снял. В общак не отстегнул… Ну, должен же был кто-то восстановить справедливость…

– Я на тюрьму поставлен, чтобы за справедливостью смотреть, – мрачно изрек Жиха. – И если ты от моего имени базарил, должен был сначала со мной по этой теме перетереть. А ты сам с усам, нехорошо… А то, что пацан, на общак не отстегнул…

Вор сурово глянул на Трофима.

– Это правда, что ты на общак не скинулся? – жестко спросил он.

Трофим хорошо знал, как важно уметь держать базар. Поэтому постарался ответить кратко, четко, без колебаний.

– Правда. Но я собирался отстегнуть. Да менты повязали.

– И как долго ты собирался?

– Недели две…

– Долго.

– Но я могу объясниться.

– Валяй.

– Я два года на малолетке был, а потом сразу в армию загремел, в стройбат, на два года. Вернулся, никого не знаю. Только один Петруха Мигунок…

– Не знаю такого, – покачал головой Жиха.

– Так и он мало кого знал… Он терпилу, то есть Лелика… В общем, он свою долю снял и на дно залег. А я на плаву остался. И барахтался, пока менты не закрыли… Но здесь я сразу на общак свой хлеб положил…

Вор пытливо глянул на Рубача:

– Это так?

– Да врать не буду, – кивнул смотрящий. – Один клоун ему предъяву бросил – типа, петух на хату заехал. Трофима к столу не пускали, так он сам ничего не ел – ждал, когда мы его к себе позовем. Все, что было у него, сразу на общак наш положил…

– А что за клоун?

– Бутон его кликуха.

– И где он?

– Весь вышел, – мрачно усмехнулся чахоточный авторитет. – Братва его за косяк голимый опустила, так он с хаты ломанулся. На больничке завис. Там и загнулся. Утром с петлей на шее нашли.

– Сам или кто-то помог?

Чахоточный многозначительно кивнул на Трофима:

– Да вот, пацан с ним в одной буцыгарне был… У него спросить надо.

– Спросим.

Жиха упер в Трофима вопросительный взгляд.

– Куму я сказал, что Бутон сам загнулся, – бедово ухмыльнулся тот.

– А на самом деле?

– На самом деле я на больничку за Бутоном пошел. Он меня в петухи записал, такой наклеп кровью смывается…

– А точно наклеп? – подозрительно спросил Жиха.

– Точно, – вступился за Трофима чахоточный.

В отличие от вора, который совсем недавно занял место смотрящего, он хорошо разбирался в тюремных раскладах.

– Братва разбор проводила, с ним все чисто… Он у лохмачей был, на прессу. Менты на признанку кололи…

– И что? – вскинулся Жиха.

– Раскололи. Он мокрое на себя взял, лишь бы не подставляться…

– Лохмачи, на прессу, – грозно насупился вор. – С этим гадами мы еще разберемся… А точно не подставился? – кивнув на Трофима, спросил он.

– Точно. Вертух за ним смотрел, он и Щипчику слил, что с пацаном все чисто. Щипчик Витому сразу отписал, чтобы пацана почем зря не проткнули…

– Свою мокруху взял или чужую? – Жиха не сводил с Трофима пристальный взгляд.

– Свою.

– Это он Лелика на себя взял, – пояснил Рубач.

– А тебя спрашивали? – нехорошо глянул на него вор.

– Нет.

– А сам откуда знаешь, что Лелика?

– Да он сказал…

– Ты прижал, я и сказал, – не стал молчать Трофим.

– Он что, выпытывал у тебя?

– Да почти… Если б я не знал, что у него свой интерес, я бы решил, что под наседку попал…

– Кто наседка? Я – наседка? – вскипел Рубач.

– Я не называл тебя наседкой, – покачал головой Трофим. – А если ты думаешь, что назвал, я готов ответить за свои слова…

– Что ж, объяснись, – потребовал Жиха.

– Да не нравится мне вся эта канитель…

Трофим хорошо помнил тот разговор, который Рубач завел о цеховом с Линейной. Тогда он не вызывал у него подозрений, да и после разрозненные фрагменты почему-то не складывались в единую картинку. А сейчас вдруг все срослось…

– Он сразу меня про цехового спросил, – сказал Трофим. – Говорил, что в прокуратуре был, кто-то там ему про Лялина сказал, типа, его сначала на тачке из дома вывезли, потом сожгли…

– Чо ты несешь?! – Рубач дернулся так, как будто на оголенный высоковольтный провод наступил.

– Ша! – крикнул ему Жиха.

И велел Трофиму продолжать.

– А до того он еще про волыну спрашивал, ну, с которой меня повязали… Я ему не сказал, а он про цехового вспомнил… А потом следак меня за жабры взял. Типа, такой же «наган», как у меня, у цехового был… А откуда он мог про «наган» знать?.. В общем, я думаю, неспроста мне эту делюгу шить стали. Ведь закрыли меня не из-за цехового, совсем по другому делу. А тут еще это добавили…