– Ты ждешь других, чтобы сравнить? – парировала она.

– Ничего я не жду, – сказала я. – Просто у меня железной уверенности нет, понимаешь? А соглашаться ради того, чтобы что-нибудь не упустить и от кого-нибудь не отстать…

– А мне он понравился, – непререкаемым тоном возразила мама. – Скромный, вежливый. И симпатичный такой, светленький…

– Ой, ну просто с первого взгляда понравился!

– Да, я в людях хорошо разбираюсь. Будет тебя во всем слушаться, в рот смотреть.

– А если я не хочу, чтобы мне в рот смотрели?

– Хочешь, чтобы наоборот?

– Да не знаю я, – с досадой сказала я. – А что, золотой середины не бывает? Только крайности?

– Ох и глупенькая ты еще и у меня, – вздохнула мама.

– И ничего не глупенькая, – обиделась я.

Вода закипела, и я высыпала в кастрюлю твердые, как камни, пельмени. Они громко стукались о дно, расплескивая вокруг горячую воду.

Ленечка последний раз позвонил мне от своей сектанутой домохозяйки в субботу.

– Я сегодня уезжаю.

– Во сколько?

– В четырнадцать двадцать поезд.

– А вокзал какой?

– Павелецкий.

– А, ну да… Давай тогда полвторого там, где первый раз встречались, на «Павелецкой» кольцевой в конце зала…

– Зачем? – не понял Леня.

– Как зачем? Провожу тебя.

– А… – неопределенно отозвался он. – Ну давай.

Я положила трубку. Интересно, что его так поразило? Или я, по его мнению, совсем черствая особа, не способная ни на какие проводы?

Когда я одевалась, мама вынесла в прихожую пакет:

– Отдашь Лене.

Я с подозрением заглянула внутрь:

– Что там?

– Коробочка конфет, скажи, что его маме.

– Зачем? – воспротивилась я.

– А затем, – припечатала мама. – Пусть не думает, что ее сынок к какой-то акуле ездил. Они нам подарок передали?

– Рыбу в коробке из-под конфет, – буркнула я.

– Неважно. Мы тоже не будем неблагодарными.

– Ну ладно… – нехотя согласилась я и тут заметила в пакете еще какой-то сверток. – А это что?

– Это блинчики, – невозмутимо пояснила мама. – Ему в дорогу.

– Зачем? – опять возмутилась я. – Ну нет, конфеты – еще куда ни шло, а уж блинчики…

– Передашь, – настойчиво сказала мама. – Надь, ты что? Ему же больше суток ехать, а деньги он, наверное, уже все потратил.

– Он аванс в театре получил, – угрюмо заметила я.

– Ну и что!

Так и отправилась я к метро с кульком. Ленечка уже ждал меня на месте.

– Привет! – хрипло сказал он и шмыгнул носом.

– Ты что, заболел?

– Да вчера пива холодного на улице выпил…

– О господи! – простонала я. – Ты что, совсем дурак? Зачем на улице холодное пил?

– Ну мне пить захотелось…

– А ты о голосе своем подумал? – строго допрашивала я. – Сам же рассказывал: то нельзя, это нельзя… Притом летом!

– Надь, ну извини…

– «Извини»! – фыркнула я. – Что ты передо мной извиняешься, перед собой извиняйся… Ладно, пошли, – я потянула его за рукав.

Терпеть не могу вокзалы. Впрочем, еще не встречала ни одного человека, который бы их любил. Даже если там чисто и нет обезумевшей толпы – которая, впрочем, почти всегда есть – дух тревоги и беспокойства намертво въелся в вокзальные стены. И ничем его не вытравишь, аура тут такая, а вся эта «романтика дороги», по-моему, полная чушь, придуманная потасканными бардами в засаленных свитерах…

Стоп, о чем я думаю! Усилием воли я заставила мысли потечь в актуальном направлении – Ленечка уезжает! «Ленечка уезжает», – повторила я про себя и ровным счетом ничего не почувствовала. Да что ж со мной такое творится? Кажется, что-то в этом роде мы уже проходили. Там, на море…

– Внимание! Объявляется посадка на пассажирский поезд «Москва—Астрахань». Поезд отправится с первого пути, нумерация вагонов начинается с головы состава…

Когда мы зашли в вагон, Леня сунул сумку под полку и опустил ее, жестом пригласив меня присесть.

Вот это я тоже не люблю – вроде, все уже сказано, но времени до отправления еще вагон (в прямом смысле!), и надо продолжать о чем-то говорить, чтобы выбежать из поезда, ровно когда проводница пройдет, выкрикивая:

– Провожающие, на выход!

А потом еще стоять на перроне оставшиеся до отправления минуты и судорожно махать, пытаясь разобрать, что тебе говорят из-за стекла…

– Надь, – Леня взял меня за руку. – Ты меня ждать будешь?

– Ты в армию, что ли, уходишь?

Ленечка немедленно надулся, а я поспешила исправиться.

– Конечно, – сказала я, вложив в голос глубокое чувство.

Он сразу успокоился:

– Я скоро приеду.

– Когда? – послушно спросила я.

– Еще точно не знаю, когда со всеми делами разберусь…

– А репетиции когда начинаются?

– Да еще нескоро, через две недели…

– Ничего себе «нескоро»!

– Надь… Я скучать буду.

– Не скучай, – выдавила я, сглотнув комок в горле.

– А я уже скучаю, – просто сказал он.

– Здравствуйте! – В купе вошел улыбающийся здоровяк и грохнул на полку сумку.

– Здрасть… – нестройно ответили мы.

– Что такие грустные?

Так, начинается!

– Ладно пойду я, – решительно поднялась я и спохватилась, заметив у себя в руках пакет: – Это тебе.

– Что там? – испугался Леня.

«Бомба», – чуть не ляпнула я, но сдержалась и скороговоркой пояснила:

– Конфеты твоей маме и тебе в дорогу блинчики.

– Ты что, – растрогался он. – Спасибо, не надо было…

– А это не я, это мама, – все-таки не удержалась я.

Сосед разглядывал нас с веселым любопытством.

Ленечка тоже встал и потянулся меня поцеловать. Я отстранилась, он удивленно посмотрел на меня, и я смущенно пояснила:

– Ты болеешь…

Хорошо, что нас заслоняли верхние полки, и сосед не видел этой душераздирающей сцены. По крайней мере, я очень на это надеялась.

– Ладно, пока. Счастливо добраться. Пиши, звони, – торопливо попрощалась я.

– Пока, – грустно сказал Леня.

Уже выйдя в коридор, я услышала, как веселун-сосед спрашивает: